Андроид-разрушитель

– Думал по возвращении сюрприз преподнести... Только это не очередная, а внеочередная. До очередной мне еще, если помнишь, полтора года служить... После удачной операции присвоили. Оказалось, придется вместе с отцовской звездочкой обмывать... И у тебя, как я понимаю, тоже после удачной операции?

– Мне еще рано обмывать. Хотя сослуживцы и зовут полковником, приказ я еще не видел. Да и не в настроение все это...

– Да уж, пап... виноват, товарищ полковник...

Владимир Алексеевич разулся, разделся и прошел в комнату. Там царил обычный порядок – все выглядело так, словно Надежда была дома. Даже палас на полу был привычно пропылесосен. Геннадий, с детства воспитанный в болезненной любви к чистоте, видимо, хозяйничал к приезду отца. А вот и чайник со свистком подал сигнал с кухни. Сын хорошо помнил, что отец сначала пьет чай, долго пьет, и только потом ужинает. И пока Кирпичников-старший обходил квартиру, Кирпичников-младший поспешил на кухню. Скорее всего, так он стремился успокоить нервы отца, возвращая его, как он думал, в привычное ложе быта, – а в действительности его усилия только подчеркивали отсутствие в доме хозяйки. Но упрекать сына за старание, пусть и неумелое, тоже было нельзя. И Владимир Алексеевич понял это. Он прошел на кухню и сел пить чай вместе с сыном. Хорошо хоть, тот не догадался на время отцовского чаепития встать в дверном проеме плечом к косяку, как всегда делала мать...

Но одну традицию Владимир Алексеевич нарушил сразу: заговорил о деле до того, как сделал первый глоток:

– Генерал сказал мне, что ты уже предпринимал какие-то меры к поиску.

– Это слишком громко сказано, – хмуро ответил сын. – Серьезных мер я предпринять не мог – просто из-за недостатка информации. Ваш генерал намекнул, что у тебя есть какие-то соображения, хотя и просил на них не зацикливаться, потому что ему самому они кажутся надуманными и случайными. Поэтому я ждал тебя. А сам пока обошел всех соседей, объездил всех родственников и знакомых. Извини, без разрешения твою машину взял...

– У тебя же доверенности нет. – Это была реплика не возмущения, а непонимания.

– Извини еще раз. Я сам ее написал и расписался за тебя.

– Но в страховку ты не вписан.

– Это да, здесь пришлось рискнуть, чтобы время не терять. В третий раз извини. В любом случае пронесло...

– В этом ты пошел в меня – я сам сделал бы точно так. Конечно, ничего не нашел?

– Если бы нашел, наверное, уже сказал бы.

– Да, конечно... Что соседи?

– Видели человека, приезжавшего на машине. Долго был у нас. Точно дату не запомнили; помнят лишь, что машина с иногородним номером. Не московская. Я подозреваю, что это было еще до твоего отъезда.

– Да. Это меня дожидался следователь из следственного отдела ФСБ, нехороший молодой человек. Именно его я подозреваю. Я в тот вечер его за дверь выставил и не слишком добро с ним общался. У него глаза подлые, он может любую гадость устроить.

– Какие у него причины для устройства гадостей?

– Я объясню чуть позже... Что про Виктора знаешь?

– Про дядю Витю?

– Да.

– Острая сердечная недостаточность. И помочь было некому. Хотя и среди дня случилось, а найти в деревне, видимо, было некого. Там, на деревенском кладбище, и похоронили. Семья его так распорядилась. Не захотели в Москву везти.

Жена у брата была вторая. Дети были не Виктора, а от ее первого брака и с отчимом не слишком дружили. Таких похорон и следовало ожидать. Вопрос был в другом.

– Что – среди дня?

– Умер среди дня. По заключению экспертизы, около одиннадцати часов утра. Точнее, между одиннадцатью и двенадцатью.

– Скажи-ка мне вот что... Как долго может длиться сердечный приступ?

– Не знаю. Со мной не случалось.

– Со мной, к сожалению, тоже.

– Почему к сожалению?

– Потому что иначе я знал бы ответ на этот вопрос... Но предполагаю, что не половину дня. Это уже не приступ, а болезнь.

– Я тоже так думаю. Предполагаю, что никак не больше часа.

– Тогда приступ должен был случиться с Виктором на рыбалке. Он ни одного утра не пропускал, чтобы на рыбалку не пойти. Даже в мои приезды со мной не оставался, а уходил на Волгу. Для него это было чуть ли не главным в жизни. Страстный человек, который принадлежит не себе, а рыбалке. Это даже больше чем футбольный фанат...

– Мне это трудно понять. Я не фанат и не рыбак.

– Мне – тоже, но я наблюдал это своими глазами... Однако если бы приступ начался на реке, брат не смог бы дойти до дома.

– Так далеко?

– Нет, недалеко, но берег крутой и высокий. Там есть деревянная лестница, по которой даже я, человек со здоровыми сердцем и легкими, поднимался в два захода. До середины поднимусь, отдохну – и дальше. А при сердечном приступе подняться, мне кажется, вообще невозможно.

– И что? Это значит, что дядя Витя...

– Пока это ничего не значит. Но может значить многое... В деревне ты не был?

– Нет. Хотел съездить, но не успел. И еще побоялся, что не проеду. В тех краях, как я узнал, сильные снегопады были; по телевизору передавали, что все дороги завалило. А есть необходимость?

– Мне просто интересно, реконструкция церкви продолжается или нет?