Андроид-разрушитель

– А какой здесь интерес? – Сын знал, что праздного любопытства отец лишен.

– Рабочие. До них дойти – пять минут неторопливым шагом. Даже во время сердечного приступа... В любом случае рабочие должны были видеть, если Витя утром уходил на рыбалку. Обычное время его возвращения – после двух часов дня. То есть должны были произойти какие-то чрезвычайные события, из-за которых он остался дома. И еще с ним была собака. Он мог бы собаку за людьми послать. Пес умный, он сумел бы позвать кого-то на помощь.

– И защитить? – спросил Геннадий.

– Вот этого не знаю. Пес громадный, под восемьдесят килограммов. Зализать может до смерти, а вот укусить – не знаю. Хотя лаял временами грозно. Наверное, и защитить сумел бы... Жалко, время упущено. Словно кто-то специально ждал, когда я уеду.

– Я так понял по твоему вопросу о дяде Вите, что это как-то связано с исчезновением мамы?

– Да, скорее всего, связано... Подозреваю, что так. Началось все с убийства священника – там, в деревне. Как раз в тот день, когда я оттуда уехал. Через несколько минут после того, как простился с ним.

– Рассказывай...

ЧАСТЬ I

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Утро началось так, словно вся ночь прошла в разговорах.

– И куда же мама могла спрятать эти документы?

– Не знаю. Я их не видел и даже не знаю, как они выглядят. Я разговаривал с мамой в то время, пока самолет заправляли на военной базе в Гуареносе. Всё второпях, всё бегом, между служебными делами...

– Это где такая база? – спросил сын. – Не слышал.

– В Венесуэле, – коротко сообщил Кирпичников-старший.

– Вон куда тебя занесло, товарищ полковник... То-то я смотрю, загар у тебя экзотический. Бананами, как я понимаю, подкармливался?

– Бананов не видел; наверное, мы были в той местности, где они не растут... А с мамой я говорил с аэродрома военной базы, и разговор был коротким. Кажется, я посоветовал ей спрятать документы вне дома, при этом сказал, что документы эти важные. Она сама должна была найти место, куда их спрятать. Ты понимаешь, что ход моих мыслей, в отличие от оных генерал-лейтенанта Апраксина, может иметь только одно направление: эти документы настойчиво искали. Из-за них убили известного и любимого прихожанами священника; искали документы у моего брата, а не найдя, также убили. Я не думаю, что спецслужбам трудно найти препараты, которые вызовут смертельный сердечный приступ. Сам навскидку назову штук пять таковых, хотя пользоваться ими не доводилось. Значит, документы у Вити не нашли и стали проверять его контакты за последние дни. Выяснили, что он дважды ездил к нам и еще раз беседовал со мной, когда я уже летел над Атлантикой. Сделали вывод, приехали сюда. В результате пропала наша мама. Все это выстраивается в цепочку фактов, которые можно опровергнуть только в том случае, если предложить что-то другое, достоверно известное.

– Нам стоит искать документы?

– Сомневаюсь. Дома следов обыска ты не обнаружил. У Виктора в деревенском доме все было перевернуто в его отсутствие, а у нас – нет. Нынешние деятели вдумчиво искать не умеют. Возможно, мама сама отдала... Она хоть и жена и мать спецназовцев, все равно остается женщиной. Думаю, найти документы у нас надежды нет. Впрочем, делать окончательный вывод тоже не стоит. Предварительно следует кое-что узнать.

– Что именно?

– Если нас с тобой будут «доставать», значит, документов у них нет. Значит, мама их надежно спрятала. Если женщина спрячет, никто найти не сможет. И еще одно... На брата они могли выйти только через мать убитого священника, отца Викентия. Она передала Виктору документы сына. Жива ли она? Это тоже вопрос важный. Я, к сожалению, не знаю деревенских телефонов. В доме священника телефон был, в церкви был, но вот номера... Проще будет съездить. У меня три дня свободных.

– А потом Новый год, – напомнил Геннадий. – А после у всех рождественские каникулы, так что время у нас есть. Я тоже отпуск взял. Мне еще неделя оставалась до ротации, но вот вызвали; я потом созвонился, объяснил ситуацию. Приказали рапорт на отпуск по почте прислать. Шесть месяцев после командировки полагается, да у меня еще легкое ранение было, за это десять дней дополнительно. Я уже отослал.

– Что за ранение? – спросил отец, впрочем, не проявляя беспокойства. Будь оно серьезным, Владимир Алексеевич заметил бы.

– Два осколка в плече, с дальней дистанции. Я их сам плоскогубцами вытащил, но потом нагноение началось, пришлось в медчасть обратиться. Хотели положить на три дня, я отказался. Но ранение документально зафиксировали.

– Нормально, заживет. Ну что? Поедем в деревню?

– А что нам остается? – пожал плечами Геннадий. – Если оттуда все пошло, то там и концы искать следует. Здесь пока ничего не просматривается.

– Собирайся, – сказал Кирпичников-старший привычными приказным тоном.

* * *