Андромеда

Перед Гургеном закрылась дверь. Из квартиры раздавались рыдания. То затихали, то нарастали с новой силой. Постояв еще несколько минут, он спустился вниз. Был теплый весенний вечер. Зажигались первые звезды – холодные и яркие, неся свое сияние через миллионы световых лет.

Гурген по-прежнему забирал Сону с учебы. Разговор на тему «хочу жениться» постоянно возникал у обоих. Но они понимали, что сейчас говорить с отцом просто не имело никакого смысла. В данный момент обязательно будет отказ. А чувства бурлили. Сона прижималась к Гургену, сама себя отрывала от него и шла домой. Юность, горячая кровь и первые сильные чувства. Руки жили отдельной жизнью, гуляли под одеждой, открывали новые тайны. Сона краснела, но ничего не могла с собой поделать. Поправляя растрепанные волосы, она отнимала от себя нежные любимые руки и, возложив их на руль, командовала: «Поехали». Катались везде. Потому что не хотелось идти домой. Не хотелось расставаться. Хотелось быть вместе, двадцать четыре часа познавать друг друга, тонуть в ласках, поцелуях и нежности. Хотелось любить, как пить при сильной жажде.

Возраст – как река, берет начало из истока. Слабого и робкого ручейка. Перерастает, перерождается, набирает силу, знания, опыт, кипит, бурлит, проходит пороги, отбрасывая или принимая опыт. Запоминая или отвергая уроки жизни. Превращается в мощный поток. И вот она, зрелость – море. Море побед. Море ошибок, море друзей, море чувств. Но все это еще очень далеко. И Сона лишь в семнадцати метрах от ручейка – вчерашний ребенок.

– Сона, – как-то решился Гурген. – Я тебя украду.

– Как это? – раскрасневшаяся пылкая Сона сидела на переднем сиденье после жаркого поцелуя, и его лицо было так близко. Его любимое лицо. – Укради.

– Прямо сейчас! – твердо заключил Гурген. – Поедем в Ереван ко мне домой. И все. Кто нам уже сможет помешать или возразить?

– Я согласна. Я не хочу ждать. Ничего не хочу ждать. Хочу замуж за тебя.

– Любимая…

Они решили даже не заезжать домой. А зачем? Чтобы передумать или найти ненужный предлог? Нет. Красть так красть. Ленинакан – Ереван. Два часа счастья. Они смеялись и громко слушали музыку. Навстречу им открывались горы, теплый ветер ласково трепал волосы, и все было здорово: их идея, их дерзость, любовь, кураж, азарт.

– Проходи, – тихо сказал Гурген, слегка подталкивая Сону. – О, родители еще не пришли. Наверное, сложный случай. Они как уходят ни свет ни заря, так и приходят к ночи. Спасают жизни. Что поделать? – И он нежно обнял Сону.

Она заглянула ему в глаза и спросила:

– А ты уже спас кого-то? Ну хоть разок? – И она зажмурилась, словно боялась услышать «Нет» и разочароваться. Ей очень хотелось гордиться ИМ. ИМ, своим любимым.

– Конечно!

Сона тут же засияла, словно солнечный лучик:

– Кого?

– Я спас котенка. Снял его с дерева. Вот с этого. Идем покажу. – Он подвел ее к кухонному окну, напротив которого, бесцеремонно раскинув широкие ветки, цвел каштан. – Вот с этого самого дерева.

Сона рассмеялась.

– А что? Разве кошачья жизнь не в счет?

– Конечно, в счет. – И Сона чмокнула его в щеку. – Я есть хочу.

– Это я мигом! – Гурген распахнул холодильник, но, кроме куска засохшего сыра и пары помидоров, там ничего не нашлось.

– Ерунда! – махнула рукой Сона. – Давай все это добро, и еще пару яиц прихвати.

Через несколько минут на сковороде шкворчала яичница с помидорами, а сверху тягучей массой расплывался сулугуни.

– Ничего себе! – присвистнул Гурген. – Ты еще и готовить умеешь…

– А как же?

Они с аппетитом съели все прямо со сковороды.

– Слушай, Гурген, а вдруг твои будут против?

– Сона, ты меня любишь?

– Конечно.

– И я тебя. А это главное. А против они или нет – совсем не важно. Куда денутся? Никто не захочет разговоров. Сами договорятся с твоими, и все. Пойдем в комнату, я устал.

Сона с интересом рассматривала семейные фото. Вот родители Гургена совсем молодые. Вот он, их мальчик – маленький толстенький карапуз. Она легла на диван, и глаза сами собой закрылись. Гурген прилег рядом и обнял ее. Ее – свою любимую Сону. Он украл это сокровище у родителей, но ничего себе не позволил. Он готов жениться и нести за нее ответственность всю жизнь. С этой мыслью Гурген заснул, нежно положив руку на хрупкое тельце.

Надо ли объяснять, что творилось в этот момент в Ленинакане дома у Соны? Жанна обзвонила всех однокурсников. Никто Сону не видел. Ученики Виталия, молодые ребята, спортсмены-дзюдоисты, прочесали весь город вдоль и поперек. Особенно старался Арам. Но Соны словно след простыл. Как могли, гнали от себя все недобрые мысли. И решили подождать еще пару часов до заявления в милицию. Не хотелось предавать дело огласке и поднимать шум – мало ли что.

Ануш с мужем пришли домой к полуночи. Устало скинув с себя ненавистные туфли, она села в кресло в коридоре.

– Гурген, наверное, спит уже. Завтра выходной, хоть отдохнем. Поставь чайник, я сейчас переоденусь, и что-нибудь перекусим.

Сашик кивнул, аккуратно сложил обувь и зашел в гостиную. В сумерках было заметно, что на диване спит их большой мальчик, почти мужчина. Отец тихонько прикрыл дверь и вышел.