Андропов

Эти и другие перемещения во втором эшелоне советского руководства преподносятся, конечно, как «оздоровление» правительственного аппарата. По существу же, новые назначения ведут к тому, что во главе важнейших государственных организаций СССР становятся гебисты. Бывший главный полицейский страны распределяет ключевые посты полицейского государства между низшими полицейскими чинами. Вообще говоря, для советской системы это вполне нормальный метод — каждый новый Генсек пытается опереться на социально близкие ему слои. Любопытна, однако, поспешность, с которой это осуществляется. Расстановка сил в Политбюро понуждает Андропова спешить с захватом всех ступеней партийной иерархии. Вскоре перемещения затрагивают уже и пропагандистско-идеологический аппарат. В том же декабре был снят заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС, ставленник Брежнева Е. Тяжельников (его отправляют послом в Румынию), и на его место назначается давний и высокопоставленный сотрудник КГБ Б. Стукалин, в прошлом — Председатель Комитета по печати.

В январе 1983 года реорганизуется отдел международной информации. Заместитель руководителя отдела В. Фалин, один из приближенных Брежнева «переводится» обозревателем в газету «Известия»[8]. Покидает отдел «международных кадров» Н. Пегов, сделавший карьеру еще при Сталине. Его наследником становится посол СССР во Франции С. Червоненко, старый доверенный нынешнего Генсека еще с тех времен, когда Андропов был секретарем ЦК КПСС по связям с восточноевропейскими странами.

«Дебрежневизация» захватывает и средства массовой информации: смещен главный редактор «Известий» А. Алексеев и на его место поставлен Л. Толкунов, последние годы возглавлявший Агентство печати «Новости» (в сети Андропова он попал еще в 50-е годы, будучи одним из редакторов газеты Коминформа «За прочный мир, за народную демократию»). На повестке дня, видимо, — отстранение редактора «Правды» В. Афанасьева и Председателя Комитета по радиовещанию и телевидению С. Лапина. Афанасьеву, по слухам, прочат место в Академии наук (Андропову нужны в Академии партийцы со стажем), а Лапину — почетную отставку (на что указывает недавнее присвоение ему, по случаю 70-летия, звания Героя социалистического труда — высшей почести для советского бюрократа).

Одновременно Андропов формирует и свой «внутренний кабинет», подобный тому, какой был у всех его предшественников. Роль этого кабинета в структуре партаппарата всегда велика: через него проходят все распоряжения Генсека, он распределяет задания и рассылает все важнейшие документы. При Андропове эта роль должна лишь возрасти: не имея надежной опоры в Секретариате ЦК, он вынужден сместить центр власти в сторону преданного ему «внутреннего кабинета».

Здесь, однако, положение нового Генсека осложняется тем, что в его «кабинете» остаются люди Брежнева — без надежд на будущее, зато с известным прошлым. Это — главный консультант по внешней политике А. Александров (Агентов), работавший с Брежневым более 20 лет, составлявший Брежневу все речи и доклады по международным вопросам и продолжающий мыслить брежневскими категориями; это также П. Лаптев и В. Шарапов (первый начинал карьеру в ЦК под руководством Андропова, второй, будучи корреспондентом «Правды» в Китае и Вьетнаме, проходил по ведомству КГБ). Двое последних несколько лет назад редактировали книгу избранных речей Андропова, так что, вполне возможно, останутся на своих местах. От Александрова же Андропов, надо полагать, захочет избавиться.

На важнейшие роли в партийном или государственном аппарате могут быть выдвинуты давние консультанты Андропова, профессора-интеллектуалы А. Бовин, Г. Арбатов, Ф. Бурлацкий, хотя выдвижение еврея Арбатова и цыгана Бурлацкого может вызвать определенные процедурные сложности.

В целом, кадровая политика Андропова, как уже можно видеть, исходит из четырех критериев: личная преданность; относительная молодость; отсутствие прочных связей в партийном аппарате; профессионализм и компетентность. Первые два всегда были определяющими для коммунистических правителей; два последних введены лично Андроповым.

Вряд ли у Андропова хватит времени, чтобы произвести основательную перетряску всей партии — видимо, при нем она так и останется, в основном, хрущевско-брежневской. Похоже, однако, что он пытается придать ей черты сталинской эпохи. В результате режим приобретает своеобразный облик «сталинизма с андроповским лицом». Ресталинизация не только вносит дополнительные (популярные среди многих) черты в образ нового Генсека, который предстает поборником «сильной власти», но и служит его практическим целям — постепенной и ненавязчивой отмене решений брежневских съездов и обоснованию нового курса внутренней политики.