Анекдот о вечной любви

Когда мы подошли к дому, у Петьки прибавился еще один повод для волнений. Возле подъезда взад-вперед мотылялся Колька Зотов и нервно курил. Даже с расстояния двадцати шагов было видно, что следователь пребывает в крайне раздраженном состоянии. Зотов маялся, злился и сердито вращал очами. Завидев медальную фигуру Петькиного дружка, я малость струхнула, с перепугу больно прикусила язык и схоронилась за широкой спиной верного ординарца. Не то чтобы я очень боялась какого-то там Зотова, просто… как бы это сказать? «Минуй нас пуще всех печалей» ментовский гнев и… в общем, их же внимание. Петруха тоже притих. Он даже слегка замедлил шаг, но потом вспомнил, что он мужчина, которому в принципе броситься грудью на танк — как два байта переслать, расправил могучие плечи и с приветливой улыбкой шагнул навстречу судьбе.

— О, Колян! — удивился Петр, но так ненатурально, что даже я не поверила. Разумеется, не поверил и Зотов. Профессионал все-таки! Однако мне вдруг показалось, что оставлять товарища один на один с разъяренным оперативником некрасиво, потому, решительно выдвинувшись в авангард, я с вызовом произнесла:

— Мы в поликлинику ходили! Мне срочно приспичило к доктору, а Петька… Ему-то вообще деваться некуда! Он был использован в качестве сопровождающего. Если бы ты сегодня дежурил, то и тебе пришлось бы. Я же того, — я тронула рукой голову, — контуженная. Мне нужно постоянное сочувствие. В смысле, медицинское наблюдение.

Внимательно выслушав меня, Зотов серьезно кивнул:

— Насчет твоей головы я уже давно все понял. Домой!!!

Жирные дворовые коты, до этой минуты лениво наблюдавшие за происходящим, услыхав начальственные интонации следователя, с пронзительным мяуканьем ринулись по подвалам. Животные интуитивно поняли, что этот товарищ имеет право приказывать. Мы с Петрухой тоже прониклись и ходко потрусили домой.

Следующие двадцать три с половиной минуты вспоминать не хочется. Скажу честно: после покушения и единственной отцовской порки в глубоком детстве эти минуты стали самым сильным впечатлением в моей недолгой и ничем не примечательной жизни. Значение некоторых слов, произнесенных Коляном, осталось вне зоны моего восприятия, но общий смысл был понятен. Впрочем, разносы для меня — дело привычное, и против них мною давно найдено чудесное средство. Я закрываю глаза и представляю себя… только не смейтесь! В Гваделупе. Это не то, что вы подумали. Это страна такая, которой не повезло с названием, зато повезло во всем остальном. Разумеется, там я никогда не была, но однажды видела по телевизору и поняла: Гваделупа — рай на земле. Там есть лазурное море, в котором не водится абсолютно никаких ядовитых гадов, и мелкий, как сахарная пудра, песок на пляже. Жизнь там течет неторопливо, спокойно, без каких-либо катаклизмов. Смуглые креолы и креолки, полные чувства собственного достоинства, пьют гваделупский ром (страшная смесь, близкая по составу к ракетному топливу) и неспешно обсуждают особенности национальной гваделупской политики. Там вообще не то что никто никуда не спешит, там даже не знают, что такое «быстро ходить». А слова «бегать» они вообще не слыхали! Быстро идущий гваделупец — звучит как «шустрый эстонец». Есть, правда, в Гваделупе комары устрашающего размера, но по темпераменту они меланхолики, всегда сильно выпимши и от закуски в виде человека их воротит. Словом, в Гваделупе хорошо: там море, солнце круглый год, страстные креолы-гваделупяне и ром в неограниченных количествах. А главное, никакой охоты и рассерженного Зотова…

— Василиса! — безжалостно разбил на осколки мой хрупкий гваделупский рай голос Коляна. — Все ясно?!

Все еще пребывая в сказочной стране, я рассеянно кивнула:

— Ясно…

— И учти, — на унимался Колька, — это я тебе не как друг заявляю, а как официальное лицо.

Я пожалела о своем невнимании, но решила, что в качество официального лица Колька не мог сказать ничего хорошего, значит, потеряла я немного. Но на всякий случай еще раз кивнула. После этого официальный представитель правоохранительных органов немного успокоился и позволил Петрухе отбыть домой. Ординарец уже заранее волновался, предчувствуя нелегкие объяснения со своей маман.

Мы с Зотовым остались одни. По этому поводу я испытывала чувство неловкости, а еще меня разбирало любопытство — что удалось узнать следователю о владельце телефона, но спрашивать об этом напрямик было боязно. К счастью, Зотов сам заговорил на интересующую меня тему, начав издалека:

— Тебе Петька, наверное, рассказывал об убийствах?

— Петька почти всегда только о них и говорит. Специальность у него такая, — я пожала плечами, вроде бы равнодушно, но важность предстоящего разговора прочувствовала.

— Значит, тебе известно о пяти убийствах, которые произошли в городе практически одно за другим через равные промежутки времени…

— Это закрытая информация, — смутилась я, вспомнив, что Петруха в самом деле о них рассказывал.

Зотов не стал спорить: