— Какую навалили, такую и будем…
Если нечем хвалиться самому, можно обсудить соседа. Постараешься и найдешь такие недостатки, что сам себе героем покажешься.
Знакомая сетует:
— Количество дураков вокруг с каждым днем становится все больше.
Раневская усмехается:
— Ничего удивительного. Ума на планете не прибавляется, а население растет. Вот и нехватка…
— Мечты сбываются. Нужно только заполучить того, кто бы их сбывал, — задумчиво произнесла Раневская.
— Вы нашли? — полюбопытствовал коллега.
— Я пока в поиске.
— Слово «жопа» нужно внести во все словари. Очень емкое, назвал так кого-нибудь, и не нужно долго объяснять, как ты к нему относишься.
По радио звучит очередная восторженная речь с обещанием светлого будущего. Раневская вздыхает:
— Нашему народу уже столько всего наобещали! А ему все мало.
Читая газету, замечает:
— Да-а… невеселенький получился некролог…
Из меня получился бы неплохой разведчик-наблюдатель: я годами лежу в засаде и жду ролей, уже привыкла.
Немного подумав:
— Нет, не получился бы. Я храплю во сне.
Как-то, нежась на пляже у моря, Фаина Георгиевна указала рукой на улетающую чайку и пропела:
— МХАТ[39] полетел.
Хрен, положенный на мнение окружающих, обеспечивает спокойную и счастливую жизнь.
Люблю детей, особенно плачущих: их обычно уводят немедленно.
Фаина Раневская отдыхала в санатории неподалеку от которого пролегала железная дорога.
— Как отдыхаете, Фаина Георгиевна? — спрашивали её сотрудники санатория.
— Как Анна Каренина, — отвечала она.
— Куда бы вы хотели попасть, Фаина Георгиевна: в ад или в рай? — спросили как-то актрису.
— Конечно, рай предпочтительнее… Из-за климата. Но веселее мне было бы в аду… Из-за компании, — со свойственной ей мудростью отвечала Раневская.
— Нонна, а что, артист Н. умер?
— Умер.
— То-то я смотрю, он в гробу лежит…
Меня спрашивают, почему я не пишу об Ахматовой, ведь мы дружили… Отвечаю: не пишу потому, что очень люблю её.
Если вдруг вы стали для кого-то плохим, значит много хорошего было сделано для этого человека.
— Когда я выйду на пенсию, — мечтала Раневская, — я абсолютно ничего не буду делать. Первые месяцы просто буду сидеть в кресле — качалке.
— А что потом? — спрашивали актрису коллеги.
— А потом… начну раскачиваться.
Я не умею выражать сильных чувств, хотя могу сильно выражаться.
— Запомните, — любила говаривать Фаина Раневская, — за все, что вы совершаете недоброе, придется расплачиваться той же монетой. Не знаю, кто уж следит за этим, но следит и очень внимательно.
Многие жалуются на свою внешность и никто — на мозги.
Успех — единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.
«Не нашла нормальной открытки, пишу на кретинах. (На открытке изображены двое латышей в национальных костюмах, танцующих что-то фольклорное, с улыбками идиотов.) (Из письма Глебу Скороходову.)
Прогуливаясь по скверу, Раневская заметила остановившегося неподалеку от нее мужчину. С ненавистью глядя на памятник Ленину, брызжа слюной, гражданин произнес:
— Не нравится мне эта мумия.
— Она сама выбирает, кому нравиться — невозмутимо ответила актриса.
После изнурительно ожидания новой квартиры Фаина Раневская была приглашена, наконец, в профком театра. Актрисе сообщили, что подошла её очередь на новую трехкомнатную квартиру с раздельным санузлом.
Внимательно все выслушав, Фаина Георгиевна заявила:
— Для советской актрисы Фаины Раневской этого слишком много, а для дочери Фельдмана слишком мало.
Отказавшись от предложения, которое, по воспоминаниям коллег Раневской, сделал ей Феликс Дзержинский, актриса осталась жить в старой квартире на улице Горького.
Никогда не могла понять, почему люди стыдятся бедности, но не стыдятся богатства.
Орфографические ошибки в письме, как клоп на белой блузке.
«…Зачеркнула матерщину на философской основе» (Из письма Глебу Скороходову.)
— Фаина Георгиевна, как вы считаете, сидеть в сортире — это умственная работа или физическая?
— Конечно, умственная. Если бы это была физическая работа, я бы наняла человека, — ответила Раневская.
Михаил Михайлович Новохижин[40] [артист Малого театра) некоторое время был ректором Театрального училища имени Щепкина. Однажды ему позвонила Фаина Георгиевна.
— Мишенька, милый мой, — начала Раневская, — огромную просьбу к вам имею: к вам поступает мальчик, фамилия Малахов, обратите внимание, умоляю, очень талантливый, очень, очень. Личная просьба моя: не проглядите, дорогой мой, безумно талантливый мальчик.
Новохижин обещал Фаине Георгиевне «лично проконтролировать».
После прослушивания Новохижин позвонил Раневской:
— Фаина Георгиевна, дорогая, видите ли, не знаю даже, как и сказать…
Раневская не заставила долго ждать своей реакции:
— Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните немедленно! Боже мой, что я могу поделать: меня просят, никому не могу отказать!
Воспоминания — невольная сплетня.
Однажды у Раневской поинтересовались, почему, по ее мнению, презерватив белого цвета.
Фаина Георгиевна ответила: