Анелька

- Хозяева говорят, что за это надо получить с вас, вельможный пан, хотя бы по пяти моргов на двор, - сказал он.

- Да вы, я думаю, и всё взяли бы, если бы я захотел отдать?

- Если бы вельможный пан дал, так и взяли бы...

- Ну, а я не такой жадный и у тебя не все возьму... Дашь только три рубля конюху, который твоих лошадей в пшенице поймал.

- Бога побойтесь! Целых три рубля? - вскрикнул Гайда.

- Не хочешь, так в суд подавай, - сказал помещик.

- Пан! Досуг ли мне по судам таскаться? Меня евреи наняли, надо сейчас в город ехать, а лошадки у вас. Смилуйтесь, пан, уступите...

- А вы мне уступаете? Вот требуете по пяти моргов земли за сервитутный лес...

Гайда молчал.

- Ну, скажи сам: ты-то меня пожалел бы, уступил?

- Ничего мне не надо, пусть будет, как было до сих пор.

- Значит, тебе выгоднее, чтобы все осталось по-старому?

- Ясное дело, выгоднее. Не велика польза от леса, а все ж и дровишек немного есть, и скотина летом прокормится, и никому за это ничего не платишь. А за землю - чем больше ее, тем больше изволь платить в волость.

- Видишь, как ты хорошо свою выгоду понимаешь! Так уж позволь и мне свою понимать, и отдай конюху три рубля, если тебе лошади нужны.

- И это ваше последнее слово, пан? - спросил Гайда.

- Последнее. Кто знает, может, в будущем году тут уже будет хозяйничать немец - этот за потраву с вас последнюю рубаху снимет.

Гайда полез за пазуху и дрожащими руками достал кожаный кошелек.

- Э, пусть будет немец, все равно! С меня уж и вы, ясный пан, последнюю рубаху сняли... Получайте! - Он положил на скамейку три рубля. - А моей девчонке я ребра пересчитаю, будет помнить...

- Вот, вот, правильно, посчитай ей ребра как следует, пусть знает, что чужого трогать нельзя! - со смехом сказал помещик.

Он кликнул конюха и, отдав ему три рубля, велел отпустить лошадей Гайды. Затем ушел в комнаты.

Когда он скрылся за дверью, Гайда погрозил ему вслед кулаком. И Анелька, все время не сводившая с мужика глаз, увидела, каким страшным стало его лицо.

"Пересчитаю ребра моей девчонке, - мысленно повторила она его слова и вся задрожала. - Бедная Maгда!"

Мысль об участи Магды не давала Анельке покоя. Надо было спасать ее. Но как?

На помощь матери нечего было рассчитывать - у матери не найдется сейчас трех рублей, которые нужно вернуть Гайде, чтобы его смягчить. Может, пойти к отцу?

Но она вспомнила, как отец принял бедную тетку, вспомнила его последние слова - ведь он только что подстрекал Гайду избить Магду! - и отказалась от мысли идти к отцу. Инстинкт ей подсказывал, что отец только посмеется над ее сочувствием Магде.

Направо от крыльца, за парниками, находились службы: амбары, хлева и конюшни. Туда и пошли Гайда с конюхом за лошадьми. "Через несколько минут он вернется домой и будет бить Магду! Что-то она сейчас думает?" - волновалась Анелька.

Она перешла через двор, свернула налево, за парники, и побежала к забору, который тянулся до самой дороги. У забора девочка остановилась, поджидая Гайду. Ее волновал и предстоящий разговор с ним, и грозившая Магде опасность, и, наконец, страх, что ее может здесь увидеть отец.

Наконец она услышала дробный стук копыт и тяжелые шаги мужика. В ограде одна планка была надломлена. Анелька прошла, отодвинув ее в сторону, перебралась через канаву, заросшую крапивой, обстрекав себе при этом руки и ноги, и загородила Гайде дорогу. Она была рождена для того, чтобы приказывать, - а шла просить.

Увидев ее, Гайда остановился и угрюмо глянул в побледневшее личико и испуганные синие глаза помещичьей дочки.

- Хозяин! - вымолвила Анелька едва слышно.

- Чего? - отрывисто спросил Гайда.

- Хозяин, вы не будете бить Магду, правда? Не будете?

Мужик даже отшатнулся.

- Послушайте меня... пожалуйста! Она такая маленькая, а лошади такие большие, как же она могла с ними управиться? Она мне по плечо... А ручки у нее какие, вы видели? Где же ей было такими ручками удержать лошадей? И она, наверное, их боится... Если бы от меня лошадь убежала, я бы только плакала, и больше ничего... Магда, может, и гналась за ними, да... А если бы лошадь ее лягнула копытом, она бы ее, наверное, убила...

На лице Гайды читалось удивление, граничившее с испугом. Взгляд, голос, каждый жест Анельки выражали такую силу чувства, что грозный великан растерялся.

- Не бейте ее! - просила Анелька, протягивая к нему сложенные руки. Вы такой сильный, а она слабенькая. Если вы крепко ее схватите, так можете задушить! Как она боится вас теперь! Сидит, должно быть, у окна и прислушивается, не идете ли... И плачет, и трясется вся... Что же ей делать? Лошади виноваты, а ее будут бить... За что?

- Анелька! Анелька! - донесся из сада голос панны Валентины.

Анелька на миг замолкла и чуть не с отчаянием оглянулась. Но вдруг, словно осененная счастливой мыслью, торопливо достала из-за ворота золотой медальон и сняла его с шеи.

- Вот смотрите, Гайда... Это божья матерь... она золотая и освящена в Риме. Это мамин подарок... Она стоит дорого, очень дорого, гораздо больше трех рублей. Мама мне ее подарила и велела носить всю жизнь. Но вы ее возьмите, только не обижайте Магду!