Анфиса в Стране чудес

раздавался романс Ларисы из телевизора роддома, куда залетела Анфиса.

В Любовь – волшебную страну,
Где назовут меня любимой.

Анфиса отстраненно наблюдала за десятком одновременно распотрошенных снизу женщин, живот одной из которых она должна покинуть в случае собственного очередного рождения, потом заорать истошно «А-а-а!», стать мокрым красно-синеватым комком и забыть все-все, что знала раньше, забыть себя, прежнюю Анфису, и тогда – кранты: ясли, алфавит, бередящий нервы Небезызвестный, слезы, деньги, похмелье, зачетка, переезд, грязные тарелки…

Где бесподобен день любой,
Где не страшилась я б ненастья…

Одинаково безмакияжные женщины в одинаковых застиранных халатах; тапочки, как музейные бахилы, непрекращающийся ор – как детский, так и дамский, очень похожий на визг свиньи, которую убивают: Анфиса слышала в деревне, как режут свинью, поэтому не могла перепутать, а у одной тетки глаза были совсем как у той хрюшки – серые и тоскливые.

Прекрасная страна – Любовь,
Страна Любовь,
Ведь только в ней бывает счастье…

Анфиса прикинула, что это не Город даже, а самое настоящее Куево-Кукуево и кукуевей не бывает; любой ценой решила Анфиса не вырождаться. Для этого потребовались колоссальные усилия и все, что могло болеть, вдруг заболело; Анфиса сама не заметила, как издала визг, так похожий на визг свиньи с грустным взглядом, предчувствующей нож…

На Анфису налетели ветер, ледяной шквал, град. Окруженной мраком Анфисе показалось, будто ее преследуют целые толпы людей. Обессилев от борьбы с ветряными мельницами, она опустилась до включения «Маяка» в куево-кукуевском коридоре и услышала из коробки радио:

– О благороднорожденная Анфиса! Спокойно размышляй о своем божестве – Хранителе, как об отражении луны в воде. Соедини воедино цепь хорошей кармы, затвори врата материнского чрева и помни о противодействии. Настало время, когда необходима искренность и чистая любовь, отбрось зависть к имеющим форму и размышляй себе о Божественном Гуру, Отце-Матери. Ты блуждаешь сейчас в Сидпа Бардо. Смотри же! Не видно твоего отражения ни в воде, ни в зеркале, да и тени ты не отбрасываешь…

Анфиса посмотрелась в треснувшее роддомовское зеркало в холодной душевой и, не увидев себя, расстроилась.

– Да, я не хочу рождаться, похожей на маленького розового свинёныша! Но и не отбрасывать тень – тоже не хочу!

– Ты должна, не отвлекаясь, принять одно-единственное решение. Принятие этого решения, Анфиса, очень важно и напоминает управление лошадью с помощью поводьев, – говорил Голос. – Что бы ты ни пожелала, все сбудется. Думай о добре, а не о зле – именно здесь и сейчас проходит граница между восхождением и нисхождением. Не отвлекайся, Анфиса! А будешь долго колебаться – хотя бы секунду, будешь долго страдать. Время пришло, соединяй цепь добрых дел.

– Смотря что считать «добрым делом», – усмехнулась Анфиса. – Вот, например, дам я соседу червонец на опохмелку, он и сочтет меня доброй. А все остальные будут смотреть с укором – с противным немым укором, как монашки на манекенщиц, и доброй вряд ли сочтут, – размышляла Анфиса, так и не решившая проблему добра и зла, и стала нанизывать все свои плюсы и минусы на ниточку – подряд, как бусы: получилось красиво, разноцветно и стильно.

– О благороднорожденная Анфиса! Сейчас ты увидишь соединяющихся мужчин и женщин. Помни, что тебе нельзя оказаться между ними! Размышляй о божественном гуру: твоя решимость непременно затворит врата материнского чрева!

– Спасибо, что напомнили, – беззвучно крикнула Анфиса, снисходительно различая запутавшиеся друг в друге руки и ноги М и Ж. Некоторые из них были почти совершенны, и Анфисе стоило целого нервного состояния не остаться с ними. Уродливые же или неинтересные тела Анфиса миновала с той легкостью, с которой музыкант минует быстрое подкладывание пальцев в каком-нибудь этюде. К тому же совершенства оказалось совсем мало, и вскоре Анфиса с облегчением вздохнула.

– Молодец, благороднорожденная! – совсем близко к Анфисе сказал Голос. – Ты вставила палки в колеса Сансары и теперь почти в порядке. «Почти» – потому, что ни жива, ни мертва. Тебе нужно скорее выбрать.

– Ха, если б я могла, то давно бы уже выбрала между тем и этим, – зевнула Анфиса. – Мое уравнение, как видите, не просто решается.

– Любое уравнение можно решить. Это только люди вечный двигатель никак не изобретут, повторяя «вычисления колеса».

– На вечный двигатель мне, допустим, наплевать, – призналась Анфиса, – я же элемент деклассированный. Но ведь я-то и правда ни жива, ни мертва, и никто ничего с этим сделать не может, и никогда не сможет – потому что, для начала антиевклидова, это должна Я сама сделать, а у меня ни жить, ни умирать – не получается, все как будто понарошку…

– Ну, ну, – успокоительно пропел Голос. – На это случай есть мудрое наставление.