Ангарский сокол

– Короче, Макар, сейчас пойдёшь к дьякам в приказную избу, найми там подводы, сколько есть. И к берегу правь их. А ты, – Пётр упёр палец в мальчишку, – дуй к нам и собирай вещи, чтобы потом в одну из телег их по-быстрому сложить. Я тебе пару мужичков пришлю. Рацию не трогать! Я сам.

Раздав указания помощникам, Карпинский поспешил к причалу – на пароходе должна быть его Ленка.

– Бесовщина какая-то! – воскликнул Измайлов, понукая лошадь и кивая на стоящий у причала пароход.

– Погоди о бесовщине речи вести, – проговорил Беклемишев, – надобно впервой самим всё осмотреть крепко.

– Что-то ты, Василий Михайлович, больно расположен к людишкам ангарским, как я погляжу, – прищурился воевода енисейский. – Всяко заботу о них ведёшь, в заступ берёшь? Дело ли?

– А ежели и так! Нешто с ними, аки псы, лаяться следует? Сам видеть должон, какую силу крепкую они тут имеют, ты воевода всё же, – ответил Беклемишев и припустил лошадь по тропинке, ведущей вниз, к причалам.

Разбежавшиеся было крестьяне тем временем потихоньку возвращались к оставленным впопыхах котомкам, внимательно наблюдая за слаженной работой прибывших на испускающем дьявольский дым корабле людей. Промеж них уже ходили ангарские медики, высматривая нездоровых.

«Самодвижущаяся лодка без парусов и вёсел, коей и ветер не надобен. Не бывало прежде сего! – думал приказный голова. – И что с того, коли есть теперь такое диво», – сказал он сам себе.

– Ты обиду не держи, Василий Михайлович! – догнал Измайлов Беклемишева. – Я токмо для порядку оное спросил, всё же так и есть. Ишь, как споро!

Воевода перевёл взгляд на ангарцев. Все они были одинаково одеты в плотные кафтаны серого цвета, серые же штаны, заправленные в рыжие сапоги, с ружьями за спиной, сумкой для патронов на боку, висящей рядом с ножнами широкого ножа. Снимая оружие и составляя его пирамидками, да подшучивая друг над другом, они присоединялись к такелажным работам, с улыбками опустошая ладьи. Мелькали средь них и пара-тройка лиц тунгусов, что тут же отметил воевода. Тем временем, помимо переселяемых крестьян, на берегу собирался и енисейский люд.

– Эка! Смотри, Василий Михайлович! – Измайлов вдруг показал на нос парохода. – Никак девка! Да с ружьём!

Стоявшая на носу девица выглядывала кого-то на берегу, подняв солнцезащитные очки. Одета она была так же, как и остальные – серого цвета кафтан со штанами, но, по всей видимости, явно женского покроя, ладно смотревшийся на фигурке девушки. Енисейцы нечаянно залюбовались этой картиной. Вдруг, пискнув что-то, она помахала рукой кому-то на берегу и побежала к мосткам. Воевода и приказной голова тотчас обернулись: со стороны острога к причалу шёл ангарский посол Пётр Карпинский. Промчавшись мимо енисейцев, едва на задев их, девица повисла на шее посла.

– Никак, супружница евонная. Ишь ты, что за девки у ангарцев? – покачал головой Измайлов.

– Девка с ружьём – это неслыханно, мне даже не ведомо, как оное разуметь, Василий, – проговорил Беклемишев.

Покуда чиновники удивлялись очередным понтам ангарцев, чьи выходки неслыханны для московитов, начиная от хамовитого посла и кончая девкой, чьи глаза укрыты чёрным стеклом, а на плече висит ружьё, с берега к ним поднимался посетивший Новикова Павел Грауль.

– Плата за крестьян привезена, – указал рукой на причал Павел. – Сегодня мы подготовим ладьи для посадки людей, а завтра с утра уйдём.

– Павел, тебе к дьякам идти следует, они плату и примут, – заметил Измайлов.

– Нет, завтра утром оплатим, после того, как людей на лодии посадим да посчитаем всех, – возразил Павел. – А сегодня им нечего на травке сидеть, пускай в остроге ночуют.

– Дело твоё, – пожал плечами Беклемишев, – а лодку самодвижущуюся осмотреть дозволишь?

– Да, пойдём, Василий Михайлович, – Грауль направился к мосткам. – А ты, Василий Артёмович, что же?

– Я на оную бесовщину смотреть не желаю, да и тебе, Василий Михайлович, не советую! – предостерёг Беклемишева воевода.

– Не указ ты мне, Василий Артёмович, – спокойно ответил приказной голова. – А Енисейск у моего приказа теперича в управе.

Покачав головой, Измайлов истово перекрестился несколько раз и, отчитав молитву, пошёл-таки вслед за головой Ангарского приказа. Поднявшиеся на пароход енисейцы, один с интересом, второй с опаской, осматривались вокруг. Для них такой вариант речного судна был дюже странен, ни тебе вёсел, ни паруса, а посередь палубы торчит широкая труба. На самой палубе стоят два жилища, по бокам от трубы, а в них стеклянные окна опять же вставлены. Непонятно, неужели у ангарцев столь много стекла, что его вставляют куда ни попадя?

– А к осени закроем тут всё деревом, – к енисейцам подошёл Фёдор Сартинов, который на правах капитана принялся с жаром рассказывать о своём «Громе». – А труба греть будет!

– Ну, Фёдор, я тогда к крестьянам, а ты тут командуй. Думаю, надо господ и покатать, – подмигнул Грауль капитану.

– Окей, – ответил Сартинов и увлёк царских чиновников смотреть рулевую рубку.