Ангарский сокол

Забравшись наверх, Измайлов с интересом огляделся, потрогал штурвал, поскоблил пальцем по стеклу, поцокал языком. Было видно, что ему, как говорится, и хочется и колется. Беклемишев же вполне по-хозяйски осматривался на судне, чувствуя себя достаточно уверенно. Из-за этого Василий Артёмович нет-нет, да и кидал на него косые взгляды. И Фёдор Андреевич это заметил: «Нет у господ енисейцев единства во взглядах на жизнь. Хорошо это или плохо?»

Далее в программе обзора у капитана значились котельное и машинное отделения. Туда надо было спуститься с кормы. Через первую дверь. Но Измайлова заинтересовала дверь вторая, сквозь круглое оконце которой пробивался свет. Удивила мутность его стекла, ведь у ангарцев все стёкла были на зависть прозрачны. Попробовав заглянуть внутрь, воевода подёргал за ручку, вопрошая капитана:

– А что у вас тут деется?

– Чего надобно, мил человек? Дверь не тормоши, скоро выйду! – вдруг раздался сердитый громкий бас из-за двери.

Измайлов тотчас же отдёрнул руку от двери и чуть ли не отскочил от неё, схватившись за эфес сабли. С чувством уязвлённого самолюбия он подошёл к Новикову.

– У тебя там тать али убивец какой сидит? – нахмурившись, спросил воевода.

– Да я и не знаю, кто там сейчас заперся! – еле сдерживая смех, отвечал Сартинов.

Тут же дверь, в которую ломился Измайлов, распахнулась, а оттуда показался вихрастая голова юноши. Потушив фонарь, он сердито бросил:

– Кому там неймётся? Вишь, лампа горит – значит занято!

Лишь потом, увидев, кто перед ним, парень ойкнул и, с улыбкой извинившись да поприветствовав гостей, тут же исчез в двери, ведущей в горячее нутро судна.

– Это Антип, наш механик-моторист, за машиной смотрит. Из крестьянских детей, кстати, – объяснил капитан.

Беклемишев, удивившись в очередной раз, тут же пожелал увидеть машину, что толкает это судно по воде. Сначала Сартинов описал винт и как он соединяется с машиной. Спустившись в котельное отделение, при свете лампы коротко рассказал про котёл. Капитан с удовлетворением отметил, насколько Беклемишев проникся моментом. Измайлов же, с опаской ступая в сумраке технического отделения трюма, сохранял всё то же недоверчивое выражение лица, однако блеск в его глазах также присутствовал.

– Далее машинное отделение, – объявил Фёдор Андреевич, с усилием отворив дверь между отделениями.

Здесь как раз работал Антип, с маслёнкой ползал между механизмов, промасливая какие-то сочленения железных лап.

– Антип, машина в порядке? – для проформы спросил механика капитан, хлопнув того по плечу.

Парень, разгибаясь, с гулким стуком жахнулся затылком о торчащий рычаг.

– Едрить твою… – зашипел Антип, схватившись за голову. И уже громогласно: – В полном порядке, капитан!

– Разводим пары, кочегары сейчас будут. Гостей наших дорогих катать будем, – улыбнулся енисейцам Сартинов.

Беклемишев заметно обрадовался, а Измайлов, заявив, что желает наверх, с присущей ему осторожностью тут же стал пробираться к выходу.

– На свет Божий желаю, – пояснил он, – нечего мне тут, в темени, средь железа обретаться.

Проводив енисейцев до рулевой рубки, капитан подозвал старшего механика:

– Лёня, ну что, машина как? Как Антипка говорит или хуже?

– Нормально, кэп. Три дня ведь у Рыбного стояли, почистили всё. Но что-то надо делать! На твёрдом топливе по реке ходить люди долго не смогут, тяжко, – безуспешно пытаясь оттереть черноту с рук, отвечал тот.

– Поставим Радека и его компанию после прибытия перед фактом – паровик на пароходе – это не производственная машина, – согласился Фёдор. Он видел, как выматывается команда.

Через некоторое время, попыхивая клубами чёрного дыма, пароход отчалил от берега и пошёл вверх по Енисею.

А на следующий день, вместе с государевым ясачным караваном, ангарским золотом и товарами, что были отобраны для показа царю, в Московию ушло и письмо головы Ангарского приказа Василия Михайловича Беклемишева.

«Государю царю и великому князю Михаилу Фёдоровичу всея Руси, холоп твой Васька Беклемишев челом бьёт. В нынешнем, государь, в сто сорок седьмом году апреля в двадцатый день писано к тебе мною из Енисейского острогу. Службишку свою, великий царь, служу я со всем моим раденьем, дабы многую тебе, праведному государю, прибыль учинить. А писано тебе перед тем, как в княжество Ангарское сызнову отбыть. Девятнадцатого дня к енисейскому острожку прибыли людишки ангарские, на судне, кое само себя на воде толкает и по реке ходит без вёсел и паруса, да причеплены к нему две лодии. Диво оное пароходом кличут, а в нутре евойном – машина. А за машиной погляд ведёт крестьянский сын Антипко, крепко наущенный в Ангарии яко механикус. А отчина у того Антипки на Белоозере. А капитанус того корабля Федорка, а откель он – Бог весть.

И тако ежели на чепь к пароходу взять лодии, так он будет тащить их по реке нально супротив течения, покуда уголь есть. А кормщика на пароходе и вовсе нету, есть рулевой, что вертит колесо, и куда он колесо повернёт, туда пароход и путь свой держит.