Ангел

Даже будучи мёртвыми, Труаргхи не закрывали своих глаз, и всё так же горел в них кажущийся вечным огонь несломленной отваги и жажды сражения… Сильные так и не узнали имени их Бога. Несколько случайно пленённых их воинов умерли, так и не разомкнув уст. Кому поклонялись они, эти неведомые существа, чьими Сынами были, для мучавших израненных Труаргхов тонхов так и осталось тайной.

Ибо ни до, ни во время, ни после битвы так и не произнесли они ни звука, ни стона. Умирая сами, и поражая тонхов своими тяжеленными плоскими обоюдоострыми палками, что безо всякого вреда для себя уродовали тореноры Сильных. Делая это настолько молчаливо, что в минуты редкого затишья слышно было, как почти бесплодная почва их Домов жадно и торопливо хлебает, причмокивая, густеющую и быстро превращающуюся в ржавую труху — под ногами всё время наступающих Труаргхов — кровь убитых…

Именно это — смертельное, угрожающее безмолвие, не поддающаяся никаким молчаливым мольбам впервые изнемогающих от усталости Сильных холодная и яростная решимость извести нападающих до самого основания, до единого, не дав никакой возможности отступить и скрыться… Именно это пугало тонхов.

Бессловесно выражаемое желание смять, стереть пришельцев, или погибнуть здесь самим, — всё это давило на психику сильнее всего. Никто из тонхов не видел, чтобы всё это время, — с того момента, как они пришли к этим проклятым и жутким орбитам и до самого конца, — чтобы хоть кто-то из воинов, населяющих Меароллу, Уалегмелл, Наасстрарт, Коирибтор, Неанттл, Леаркиффу или Пиерриус, что-то ел или пил. Всё, чем были непрерывно заняты их жители — это ежеминутная, ни на миг не прекращающаяся, война! Суеверный ужас обуял неудавшихся захватчиков… Никто и никогда не мог довести тонхов до такого состояния, в котором им неимоверно хотелось разорвать себе в муках свою горящую огнём уже непосильных нагрузок грудь, и закричать: "Хватит! Хватит убивать нас! Пощады!!!". Лишь внезапное осознание того, что мольбы не помогут, что резня будет остановлена, прекращена Труггами только и только тогда, когда исчезнет последний Сильный, заставляла тонхов принимать бой. Их, ныне напоминающих скорее некормленого подростка, чем полного мужества воина. Столько сил, — от предела и до предела их, — отняли эти несговорчивые воплощения смерти и безжалостности. Причин такой молчаливой и ожесточённой ненависти к себе тонхам понять так и не удалось. Над по-прежнему ровными колоннами жителей планет всё так же продолжали развеваться полотна материи, на которых было изображено чьё-то совсем не похожее на самих Труаргхов лицо, вписанное в две скрещенные перекладины. Тонхи больше не могли смотреть на этот алеющий и режущий зрение незнакомый символ, под которым умирали и с непередаваемым упорством рубились непокорные Труги… Сильные не выдержали. И один за другим, словно под внезапным общим порывом, стали преклонять колени, понуро опуская головы, с которых снимались шлемы, прося этим полным покорности жестом лишь пощады. От них осталась лишь горстка уже более похожих на изголодавшихся, терзаемых жаждой, забитых и вусмерть загнанных зверьков, чем на не столь давно крепких, прекрасно приспособленных к тяготам и лишениям, существ. Словно лишь убедившись, что все, до единого, враги смиренно сдавили дрожащими от усталости и отчаяния коленями почву Домов, на которую они так неразумно покусились, Труаргхи опустили к ней свои «мечи». Безмолвно выслушали израненного Ренкургерона, главного Стратега поверженных тонхов, дававшего клятву покорности и непротивления, клятву уйти и никогда более не появляться в той, не известной уже теперь тонхам, части Космоса. И всё так же молча, указав на жёлто-сизую атмосферу, Труаргхи развернулись, чтобы покинуть усыпанные разложившимися и текущими трупными реками долины. А с небес стали падать для них уже не принадлежащие побеждённым корабли…