Ангел. Бесы. Рассказы

После этого командир замолкает, а пальба усиливается. Рядом стрелявший ополченец вдруг садится на корточки и начинает хрипеть. В руках у него моя мечта – кавалерийская винтовка! Похоже, кроме меня, никто не заметил раненого. А тот уже завалился на мешки с песком и дергается в агонии. Двустволку свою я закидываю себе на плечо, осторожно берусь за еще горячий ствол винтовки умирающего и тяну на себя. Но тот вцепился в свое оружие мертвой хваткой и не отпускает. Тогда я встаю ему на руки и силой вырываю винтовку. В темноте я не разглядел лица ополченца. Тем лучше: не будет преследовать меня во сне. Впрочем, я стараюсь не смотреть на покойников.

Отлично, оружие у меня. Теперь надо уносить отсюда ноги, и чем дальше, тем лучше. За мыслью следует действие, но по дороге меня одолевают сомнения. А что если ополченец жив и его везут в больницу? Наши хирурги и не таких заштопывали, вытаскивали с того света. Черт, тогда ополченец будет преследовать меня наяву. Для верности надо было раскроить ему череп прикладом. Может, вернуться? Нет, лучше не надо.

Мимо пробегают ребята с автоматами. Один из них останавливается и спрашивает, оттуда ли я иду.

– Да, – подтверждаю я, – патроны у меня кончились.

– А правда, что у нас куча убитых? – спрашивает храбро юнец. Догорающий неподалеку особняк освещает его круглое, совсем детское лицо с ямочками на щеках.

– При мне, кажись, все были живы, – вру я.

– Ладно, – говорит малолетка, – сейчас мы зададим им жару!

Он дергает за своими товарищами, а я пересекаю широкую, покрытую снегом улицу. В узком проходе между четырехэтажным корпусом и длинной стеной низеньких сараев вижу лежащего на спине человека, останавливаюсь возле него. В нос ударяет резкий запах. Похоже, чувак пьян. Надо бы карманы его пощупать, но что там может быть у пьяницы? Пару раз я все же пинаю алкаша, чтобы привести его в чувство. Тот начинает материться, и я желаю ему спокойной ночи. Проход заканчивается широким, как футбольное поле, двором. Посреди него стоит КамАЗ с фурой, он напоминает гигантского застывшего жука. Потухшие глаза чудовища смотрят на старое двухэтажное сооружение с пристройками. Пули щелкают о штукатурку, звенят разбитые стекла в окнах. Свисающие с крыши сосульки тоже становятся мишенью и тяжело падают вниз.

– Таме, это ты? – слышу я испуганный голос двоюродного брата. Я смотрю на разбитое окно верхнего этажа и при тусклом свете электричества вижу темную фигуру.

– Ес, – отвечаю я. – Пустишь немного поспать?

– Он еще спрашивает. Поднимайся.

Я переступаю порог многоквартирного дома и по выцветшей деревянной лестнице взбегаю наверх. Толстые стены внутри выкрашены зеленой масляной краской. Коричневый деревянный пол общего коридора скрипит под ногами. Моему усатому родственнику на вид лет сорок. Я заметил, что многие из моих знакомых, простых смертных, внешне похожи на ту или иную знаменитость. Этот, к примеру, вылитый Саддам Хусейн, только одет по-зимнему и зовут его Арсен. Я здороваюсь и спрашиваю, как у него дела.

– Да вроде ничего, – отвечает он, прислушиваясь к стрельбе.

Он смотрит на мою винтовку, но спросить, откуда это оружие, не решается. А я и не собираюсь исповедоваться. Прошло то время, когда я восхищался им и гордился, что в родстве с таким знаменитым человеком. Когда-то имя Арсена гремело: на свадьбе подерется с кем-нибудь или в ресторане выбьет кому-то зубы, – одним словом, герой того времени. Подростком я нередко приходил к нему домой, чтобы просто посмотреть на своего прославленного родственника: Арсен тогда только женился и жил в другом районе. Меня он почему-то презирал, причем не скрывал этого. Обычно брат насмешливо смотрел на меня, как бы говоря: «Неужели ты не видишь, что в моих глазах ты полное ничтожество и мне неприятно, когда ты заявляешься сюда?» Он демонстративно вставал и, шлепая тапочками, уходил в другую комнату. «Почему он так со мной поступает?»– думал я, чувствуя, как разрывается мое сердце. Его беременная жена, видя мои страдания, кричала мужу:

– Как тебе не стыдно! Ребенок приходит к тебе, а ты, вместо того чтобы приласкать мальчика и научить уму-разуму, встаешь и уходишь!

Она давала мне в утешение конфеты и, подмигнув, шептала:

– Не обращай внимания, у вас вся порода такая дебильная.

Я уходил от них в слезах и мечтал прославиться сам, чтобы заслужить уважение Арсена. Для этого надо было кого-нибудь избить, но в драке я нередко проигрывал и возвращался домой со вспухшими губами, но после взбучки мне становилось легче.

С течением времени мое обожание Арсена как-то прошло. К тому же в один прекрасный день мы всей семьей уехали в Среднюю Азию. С тех пор прошло лет десять. Теперь я сам презираю Арсена. Удивительно, что когда-то я восхищался человеком, вздрагивающим при каждом выстреле. Говорю ему:

– Сегодня я подслушал разговор каких-то парней. Они базарили о твоей машине.

Лицо Арсена становится пепельным. Он пытается скрыть страх, но меня не проведешь.

– Пусть только попробуют, – говорит он, вынимая из кармана пистолет и размахивая им.