Ангел. Бесы. Рассказы

Двое суток мы добирались до села Дменис, и все время лил дождь вперемежку со снегом и градом. Но отряд наш, нагруженный боеприпасами, следовал цепью за проводником в бурой плащ-палатке. Он был ровесник моей бабушки, но пер словно мустанг. Сам я брел в хвосте и от души желал проводнику сорваться в пропасть. Ведь, сдохни он, мы, не зная дороги в горах, вернулись бы обратно, домой, в Цхинвал. Впрочем, ехавший за нами на красном гусеничном тракторе Парпат нашел бы нового следопыта, более молодого и резвого. И тогда бы я точно отстал и потерялся бы в облаках, как ежик в мультяшке. Но колючая тварь заблудилась в поле, а тут шаг в сторону – и ты летишь с обрыва без парашюта.

Я-то думал, мы на машине доедем до места, и как дурак влез в чертов трехосный КамАЗ. И всю дорогу ощущал себя крутым парнем с большими яйцами. Я очень надеялся, что обратно мы вернемся на этом же вездеходе и дома нас будут встречать как героев-освободителей. Тряска меня убаюкала, и в полусне я представлял себя идущим по весенней улице, нагруженным трофейными автоматами. Нет, пусть лучше со мной будет заложник, который будет нести оружие, хотя на кой черт он мне сдался? Потом корми его, пои, и мать будет мозг выносить, да пошел он на хрен. Так-то лучше. Ну вот шагаю я, значит, по улице один, без вонючего пленника, а соседи все прячутся, потому что никто не выдерживает моего сурового, жесткого взгляда воина, зато спину приятно щекочет шепот: смотрите-ка, Таме вернулся из Дмениса, он там убил кучу врагов и спас от смерти самого Парпата! А я даже не оборачиваюсь и пру дальше, купаясь в лучах славы. И тут, черт подери, я останавливаюсь перед большим кирпичным домом Беллы, и она вылетает из ворот, моя прекрасная леди, и вешается мне на шею. Мы целуемся и идем к ее отцу, отставному генералу Таракану. Раньше он ни за что бы не отдал за меня свою единственную дочь и наследницу. Но теперь совсем другое дело, и Таракан, вздохнув, – нет, уж лучше пусть улыбается и благословляет нас – дарит нам квартиру во Владикавказе, набитую классной мебелью, и новенький «Мерседес-Бенц»…

КамАЗ остановился, и водитель, открыв с грохотом задний борт кузова, произнес:

– Дальше придется идти пешком.

– Почему? – спросил кто-то потерянным голосом. – Это же трехосный КамАЗ, на таких, говорят, на Эверест поднимались.

– Про Эверест ничего не знаю, но на таком склоне машина сломается через сто метров.

Парпат выслушал шофера, но вместо того, чтобы надрать ему задницу, построил нас и сказал:

– Не получилось на машине, ну да ничего, пойдем в Дменис пешком. Вы все знаете, как там туго приходится нашим братьям, они сражаются отважно, но у них кончаются боеприпасы, а враг сжимает кольцо окружения. В селе много женщин, стариков и детей, и надо вывести их оттуда. Короче, это очень благородное дело! А теперь каждый берет по ящику патронов, – и в путь, за нашим уважаемым проводником!

Не знаю, чем я досадил Парпату: он повесил на мое больное плечо тяжелую переносную радиостанцию с длинной, достающей до набитого тучами неба антенной. Может, он разозлился на меня из-за неуместной реплики про Эверест?

Но, как говорится, мир не без добрых людей, и Коста Шыхуырбаты, заметив, как меня выворачивает на подъеме, вызвался нести мою радиостанцию. А Беса вырвал из моих рук ящик с патронами, отбросил в сторону и сказал:

– Подберем его на обратном пути.

– А если Парпат спросит, где патроны? – возразил я, вытирая с губ остатки блевотины.

– А тебе не насрать? Мы тут под дождем мокнем, а он на тракторе едет. Ну как, можешь идти?

– Попробую. Спасибо тебе!

– Поблагодаришь, когда вернемся домой.

К вечеру ноги перестали слушаться, и я сел в грязь в надежде, что скоро появится Парпат на тракторе и подберет меня. Но рев трактора стал уходить куда-то в сторону, пока совсем не стих. Наверное, поехали другой дорогой. Дикий, животный страх овладел мною: отряд уже не догнать, а это значит – мучительная смерть, потому что по этой дороге никто не ходит, да еще ранней весной. Впрочем, я мог подстрелить какую-нибудь дичь из своего Туг-Каласа (кровавая глотка), так я любовно назвал свой карабин. А что потом? Я стал кричать, потом заплакал, собираясь покончить с собой, как вдруг услышал шаги, и вскоре передо мной появился Эрик Кабулов. Он сказал, что все хорошо, тут недалеко осетинское село и мы всем отрядом заночуем там. Я пытался встать, но плюхался обратно, в теплую лужу под собой. Тогда Эрик просунул свою светлую курчавую голову под мою мокрую вонючую мышку, поднял и потащил на себе.

Утром следующего дня жители села позвали нас в хажар (дом, где устраиваются празднества, поминки в непогожий день). Там уже был накрыт стол, и голодные парни набросились на пироги и горячее вареное мясо. Сам я едва притронулся к еде, так плохо себя чувствовал, и под столом массировал ноги, пока какой-то остряк не догадался спросить, не мастурбирую ли я.

После завтрака Парпат построил нас возле хажара и попросил какого-то мальчишку принести тетрадь и ручку, тот мигом исполнил его просьбу. Командир прошелся взглядом по отряду, остановился на мне и сказал: