— Вам нельзя: месяц запрета, — я обреченно вздохнула. — Я поеду с управляющим осмотреть земли, что вблизи замка, к обеду вернусь, а вот вас с собой не зову: ни к чему вам мерзнуть на холоде, вы и так свои владения не раз видели. Так что, сударыня, займитесь делами домашними: уборкой замка, проследите за приготовлением обеда — в общем, исполняйте функции знатной сеньоры, которая ждет домой своего господина, — после этих слов я слегка покраснела, вспоминая, как вчера ночью этот господин обращался со мной.
Однако особо дел в замке для меня не нашлось, годами отлаженный механизм работы в нем не давал сбоя. Какое-то время я просто бродила по комнатам, вспоминая свою жизнь здесь до несчастий, затем вспомнив об одном деле, поспешила в спальню своих родителей. Она располагалась в отдельном крыле, которое сейчас пустовало; открыв ключом комнату, я вдохнула: сыроватый, затхлый запах витал в воздухе. Ее видимо редко проветривали. Здесь все было, как и при жизни матери; после ее смерти отец переселился в спальню, поближе к нам с братьями. Здесь же и располагался тайник; незадолго до смерти Луи отвел меня сюда ночью и показал это место, заставив пару раз самостоятельно его найти и открыть.
Я прикрыла дверь и опустилась на колени возле погасшего камина; отсчитав нужное количество половиц, надавила на одну из них в полу, и под руками отъехала в сторону крышка, замаскированная под остальное дерево. В полу возникла глубокая полость; я внимательно изучила ее, прежде чем лезть, но кроме клубов пыли и паутины ничего опасного не увидела. Осторожно я вытащила большую шкатулку, она была старой и довольно тяжелой, под ней лежали несколько стопок старых листков, перевязанных ленточками — важная переписка, которую я тоже забрала. В это время мне почудились тяжелые шаги поблизости и чье-то дыхание. Я резко выпрямилась и осмотрела комнату: никого не было, но у меня возникло чувство, что за мной подглядывают, сверля мою спину взглядом. Осознание того, что я одна в заброшенном крыле и слуги про мой поход сюда не знают, пришло довольно быстро и, подобно ушату холодной воды, вывело из задумчивости. Где-то заскрипели половицы под тяжестью тела, совсем близко.
Я быстро схватила шкатулку, бумаги, увы, тащить все это было тяжело, а шаги в гардеробной спальни, как и какие-то движения, я слышала все более отчетливо.
— Госпожа, вот вы где! Хорошо, что этот сорванец Гийом видел, как вы пошли по этому коридору. Я нашла пару платьев мадам виконтессы в очень хорошем состоянии, вам надо примерить, как мы и договаривались ранее, и выбрать, какое я должна подогнать, — Мод зашла в спальню. — О, что это у вас, дайте помогу! Негоже вам тяжести таскать, месье граф будет недоволен.
Служанка взяла тяжелую шкатулку, и мы быстро покинули комнату.
В своей спальне я почувствовала себя в безопасности; сказав служанке, что примерка платьев переносится на вечер, я решила разобрать переписку. Тут были письма моих родителей друг другу, полные любви и нежности, видимо, они переписывались до свадьбы; тут были длинные послания из Венеции с местными сплетнями, написанные хоть и на французском языке, но с дикими ошибками, однако мое внимание привлекли странные письма на итальянском и испанском. Они были адресованы моей матери и их отправителями были мужчины с именами Джованни и Алонзо. Письма были полны странных намеков и недосказанностей и явно были не от родственников, так как содержали стихи, полные признаний в любви и посвященные моей матери. Я задумалась: неужели у мадам де Бельфор были поклонники, с которыми она поддерживала тайную переписку и после замужества? Это казалось нелепицей, к тому же она не стала бы хранить эту переписку в тайнике, о котором знал ее муж, да и продолжать сие постыдно, она бы не посмела это делать. Но слова на бумаге говорили о другом: тайные свидания, воспевание изгибов ее тела... Когда я читала это, мне казалось, что меня облили грязью и выставили перед всеми. Моя мать была блудницей и изменяла мужу. Эта мысль, словно раскаленное железо, врезалась в мою голову; ошарашенная, я села на кровать и уставилась на написанное. Первое желание было их сжечь и помыть с щелочью руки, но здравый смысл успел это остановить: письма хранились, о них знал брат, он, конечно же, прочитал их и оставил. Значит, была весомая причина для этого.
Я аккуратно их заново перевязала лентой и решила положить на дно шкатулки. Но этот древний ларец предстояло еще открыть. Ключ от него был прикреплен ко дну, он плохо вставлялся в замок, тот видимо проржавел от сырости, мне пришлось приложить усилия, прежде чем провернуть его и услышать щелчок.