Я захожу в дом, разуваюсь и, не медля ни секунды, направляюсь в столовую. Еще от угла вижу маму, сидящую за столом, и отца, подпирающего поясницей подоконник.
— Привет, — сухо встречает он меня, сразу же заприметив в дверном проеме.
Я подхожу, протягиваю ему руку, но его пожатие короткое и вялое. Мамины же объятия крепкие и жаркие, и я отвечаю ей тем же.
— Ну как у вас? Все хорошо? — смотрю на нее и пытаюсь разобрать по лицу, не обидел ли ее отец.
Нет, вообще-то у родителей на редкость прекрасные отношения и до скандалов еще ни разу не доходило, но то — заслуга не отца, а матери. Мама очень любит его и поддерживает практически во всем, а если их интересы разнятся — тихонько отходит в сторону. Она слишком мягкий человек, чтобы с кем бы то ни было конфликтовать, но как ни странно, ей порой удается смягчить и отца.
— Слушай, Алексей, ты же ему какой-то хлам восстанавливаешь? — брезгливо морщится отец.
— Кому? Ты о чем? — не понимаю я. Обхожу стол и сажусь напротив матери.
— Кому, кому, — хмыкает он. — Гниде этой, Линнеру.
Гниде?
Я вскидываюсь, перебирая в голове варианты того, что могло между ними произойти, и читаю в глазах отца неприкрытое презрение.
Но они же всегда были друзьями, вместе поднялись в девяностые и до сегодняшнего дня шли нога в ногу!
— Что ты смотришь на меня? — вспыхивает он с новой силой. — Да! Ты не ослышался: гниде! Только так я могу его теперь называть! И даже не спрашивай. У тебя не найдется для него никаких оправданий.
— Володя, может, бульончика? Из индейки… — осторожно улыбается мама и нежным заботливым взглядом приглашает отца присесть. А сама встает и ко мне обращается: — Леш, горяченького, а? — И супницу раскрывает.
Столовую окутывает приятный пряный аромат.
Я киваю ей, разделяя мамин дипломатический подход к ситуации, но все же не могу не поправить отца:
— Не хлам, а Волгу тысяча девятьсот шестьдесят шестого…
На что он коротко ухмыляется, и я замечаю, как его толстые губы нервно подергиваются:
— Меня не интересуют подробности! — Он с силой выдвигает стул, чтобы сесть во главе стола. — Ты должен оборвать с ним все связи, и точка!
— В смысле?
Мама, разлив бульон по тарелкам, откладывает половник и встает между нами:
— Сметанки?
— Я выразился довольно ясно, как мне кажется! — поверх локтя матери отец буравит меня взглядом.
— Я ничего тебе не должен, — ровным голосом отвечаю я и даже не удивляюсь его категоричности. — Сметанки, — мягко соглашаюсь на предложение матери.
— Если тебя волнует финансовая сторона…
— Это тебя она волнует, — перебиваю его я.
На что он надменно хмыкает:
— Вот и отлично. Я надеюсь, ты все понял.
«Зато ты ничего не понял», — мысленно заключаю я, но решаю не отвечать отцу. Все равно возражать ему бесполезно. Пусть думает, что хочет.
Расправляюсь второпях с бульоном, благодарю мать и встаю из-за стола, сославшись на занятость. Мама все понимает. Она выходит проводить меня, а когда я целую ее в горячую щеку на прощание, шепчет мне на ухо:
— Надеюсь, все еще уляжется. Не торопись. И не злись на отца.
— Мам, — я беру ее за плечи и слегка отстраняюсь, чтобы заглянуть в лицо, — я не могу подвести Бориса Аркадьевича, понимаешь?
И вижу в ее глазах полное понимание и одобрение:
— Ты его не подведешь, — тихонько говорит она, и я ее обнимаю.
Отец, конечно, любыми способами станет проверять, оборвал ли я связи с Линнером, и лоб себе расшибет, пока не убедится, что я повиновался его требованию. Но ни при каких обстоятельствах я не смогу этого сделать, и не потому, что хочу пойти наперекор отцу принципиально, а потому, что не желаю портить с Борисом Аркадьевичем дружеских отношений. А деньги и автомобиль здесь ни при чем.
На Проспект я выезжаю в полной уверенности, что поступаю правильно. Хотя чего лукавить — неприятная ситуация, и с отцом еще не раз придется сцепиться по этому поводу. Но зачем забивать себе голову подобными проблемами заранее и портить настроение уже сейчас? Наоборот, было бы неплохо его поднять. А раз уж так сложились обстоятельства, не перенести ли «бизнес-встречу» с кактусом на денек пораньше?
Я невольно улыбаюсь и тянусь к бардачку — ключи от Катиной «мастерской» лежат на месте. Тогда, недолго думая, перестраиваюсь в крайнюю левую полосу и на перекрестке меняю направление движения, сворачивая в сторону спального района.
Дело в том, что с Катей мы договорились об одном маленьком дельце: перед тем, как уехать на две ночи на природу, она изготовит небольшое керамическое кашпо в виде пиджака с галстуком, и оставит его на столе в «мастерской» для меня. Точнее, не для меня, а для кактуса Лины — ведь именно он собирается стать лицом бизнес-аккаунта цветочной лавочки. Но заберу его я. И это меня несколько напрягает, несмотря на то, что Катя без заморочек отдала мне ключи и настоятельно рекомендовала не париться.