— Две недели назад, — обращаюсь я к судье, — когда я получила задание и начала изучать, как обстоят дела в семье Фицджеральд, мне показалось, медицинская эмансипация — это то, что нужно Анне. Но потом я поняла, что виновна в вынесении суждений тем же способом, каким делают это все члены семьи, то есть беру в расчет чисто физиологические аспекты, не психологические. Действительно, легче всего принять решение, выяснив, что хорошо для Анны с медицинской точки зрения. В итоге получаем: отдавать свою кровь и другие органы не в ее интересах, это не приносит ей никакой пользы, но продлевает жизнь сестре.
Я вижу, как заблестели глаза у Кэмпбелла. Эта речь в поддержку его удивила.
— Прийти к окончательному выводу труднее, потому что, хотя, вероятно, быть донором для сестры не лучшая судьба для Анны, однако ее семья не в состоянии принять взвешенное решение на этот счет. Если болезнь Кейт — сошедший с рельсов поезд, то в этой семье все хватаются за решение каждой кризисной ситуации по отдельности, не думая о том, как привести на станцию весь состав. Используя ту же аналогию, родительское давление — это стрелка на железнодорожном пути: Анна не обладает достаточными духовными и физическими силами для принятия самостоятельных решений, зная, чего хотят от нее отец и мать.
Пес Кэмпбелла встает и начинает скулить. Я отвлекаюсь на этот звук. Хозяин отпихивает от себя морду пса и не сводит с меня глаз.
— Я не вижу в семье Фицджеральд никого, кто мог бы принимать непредвзятые решения относительно здоровья Анны. На это не способны ни ее родители, ни она сама.
Судья Десальво глядит на меня исподлобья и спрашивает:
— Так что вы порекомендуете суду, мисс Романо?
Кэмпбелл
Она не наложит вето на ходатайство.
Вот моя первая невероятная мысль: дело не горит синим пламенем даже после выступления опекуна от суда. Вторая мысль такая: Джулия разрывается на части по поводу этого процесса и судьбы Анны, так же как я, только она не скрывает своего смятения, а показала его всем.
Джадж выбрал этот момент, чтобы заскулить, и вонзился колоссальной занозой в задницу. Пес впивается зубами в мой рукав и тянет, но будь я проклят, если уйду, не дослушав Джулию.
— Мисс Романо, что вы порекомендуете суду? — спрашивает Десальво.
— Я не знаю, — тихо отвечает она. — Простите. Впервые я выполняю обязанности опекуна от суда и не могу дать никаких рекомендаций, хотя и понимаю, что это неприемлемо. Но с одной стороны, у меня Брайан и Сара Фицджеральд, которые не совершили ничего недостойного. Они лишь делали выбор за своих дочерей по ходу их жизни, и делали его из любви. Если смотреть с такой точки зрения, решения родителей нельзя считать неправильными, даже если в какой-то момент эти решения перестали отвечать интересам одной из девочек. — Джулия поворачивается к Анне, и я чувствую, как та подбирается, сидя рядом со мной, будто наполняется гордостью. — С другой стороны, у меня есть Анна, которая решила вступиться за себя после тринадцати лет молчания, несмотря на то что это может повлечь за собой потерю любимой сестры. — Джулия качает головой. — Это Соломоново решение, Ваша честь. Но вы просите меня не разрезать ребенка надвое. Вы просите разделить семью.
Чувствуя, что теперь меня тянут за другой рукав, я снова начинаю отбиваться от собаки, но вдруг понимаю: на этот раз меня теребит Анна.
— Хорошо, — шепчет она.
Судья Десальво разрешает Джулии покинуть место свидетеля.
— Что хорошо? — шепчу я в ответ.
— Хорошо, я выступлю, — говорит Анна.
Я смотрю на нее в недоумении. Джадж скулит, тычется носом в мое бедро, но я не могу рисковать. Анна способна за долю секунды изменить решение.
— Ты уверена?
Вместо ответа она встает, привлекая к себе внимание всех собравшихся в зале суда.
— Судья Десальво, — Анна набирает в грудь воздуха, — я хочу кое-что сказать.
Анна
Давайте я расскажу вам, как мне в первый раз пришлось выступать с докладом: этот момент настал в третьем классе, я должна была рассказать про кенгуру. Знаете, это довольно интересные животные. Они живут только в Австралии — какая-то мутантная эволюционная ветвь, — у них оленьи глаза и бесполезные лапы, как у тирексов. Но самое удивительное в них — это, конечно, сумка. Малыш-кенгуренок рождается совсем крошечным, как зародыш, он забирается под кожистую складку и устраивается там, пока ничего не подозревающая мать скачет по Аутбэку[38]
. Но сумка у нее не такая, как показывают в мультиках субботним утром, — она морщинистая и розовая, вроде губы изнутри, и в ней полно всего, что необходимо для кенгуренка. Могу поспорить, вы не знали, что очень часто кенгуру носят в сумке не одного детеныша, там есть еще миниатюрный братик или сестричка — крошечный, покрытый желе, зажатый на дне старшим, который молотит огромными лапами, чтобы устроиться поудобнее.