Мы заходим в палату, только наша семья, и Анна садится на край кровати сестры.
— Привет, — тихо говорит Кейт, открывая глаза.
Анна качает головой; ей не сразу удается подобрать нужные слова.
— Я пыталась, — наконец произносит она, и голос у нее колкий, как репейник.
Кейт сжимает ее руку.
Джесс присаживается с другой стороны. Они трое рядом. Это напоминает снимок, который мы делали каждый октябрь для рождественских открыток, расставляя детей по росту на толстой ветке старого клена или невысокой каменной ограде, — замерший момент вечности на память всем.
— Альф или мистер Эд, — продолжает прерванную игру Джесс.
Уголки рта Кейт приподнимаются.
— Лошадь[41]
. Восьмой раунд.— В точку.
Брайан нагибается к Кейт и целует ее в лоб.
— Спокойной ночи, малышка. — Когда Анна и Джесс выходят в коридор, он и меня тоже целует на прощание, добавляя шепотом: — Позвони мне.
Мы с Кейт остаемся одни, я сажусь рядом с дочерью. Руки у нее такие тонкие, что, когда она ими двигает, я вижу, как под кожей шевелятся кости, а глаза выглядят более старыми, чем мои.
— Ты, наверное, хочешь что-то спросить, — говорит Кейт.
— Может быть, позже, — отвечаю я и сама удивляюсь.
Я забираюсь на кровать и заключаю дочь в объятия.
Тут я понимаю, что мы никогда не заводим детей, мы их получаем. Причем иногда совсем ненадолго, вопреки нашим надеждам и ожиданиям. Но все равно это намного лучше, чем вовсе их не иметь.
— Кейт, мне так жаль.
Она откидывает голову, чтобы заглянуть мне в глаза, и с горячностью отвечает:
— Не надо ни о чем жалеть. Потому что я не жалею. — Кейт пытается улыбнуться, что есть сил пытается. — Ведь было хорошо, мам, правда?
Я закусываю губу, ощущая тяжесть слез:
— Лучше не бывает.
Четверг
Кэмпбелл
Идет дождь.
Когда я вхожу в гостиную, Джадж стоит, прижав нос к стеклянной панели, составляющей одну из стен квартиры, и поскуливает, следя за каплями, которые зигзагами текут мимо него.
— Тебе до них не добраться. — Я глажу пса по голове. — Никак не попасть на другую сторону.
Я сажусь на ковер рядом с ним, зная, что нужно встать, одеться и пойти в суд; зная, что нужно еще раз продумать заключительные аргументы, а не бездельничать. Но есть что-то завораживающее в этой погоде. Раньше, бывало, я сидел на переднем сиденье отцовского «ягуара» и смотрел, как дождевые капли совершают суицидальный бросок камикадзе с края ветрового стекла к щетке дворника. Отцу нравилось ставить их на самый медленный ритм, и мир за стеклом замутнялся на довольно долгие промежутки времени. Меня это бесило. «Когда сам сядешь за руль, — отвечал он на мои жалобы, — будешь делать, что захочешь».
— Пойдешь в душ первым?
Джулия стоит в проеме открытой двери в спальню, одетая в одну из моих футболок, которая доходит ей до середины бедра. Она поджимает пальцы ног и закапывается ими в ковер.
— Иди ты, — говорю я ей. — Я могу просто выйти на балкон.
Она замечает погоду:
— Там жуть что творится, да?
— Отличный денек, чтобы засесть в суде, — без особого энтузиазма отвечаю я.
Сегодня меня не интересует решение судьи Десальво, и вовсе не потому, что я боюсь проиграть дело. Я свою задачу выполнил, учитывая сделанное Анной в суде признание. И — черт возьми! — надеюсь, благодаря моим стараниям она стала меньше переживать из-за своих поступков. Теперь она не выглядит нерешительным подростком, это уж точно. И эгоисткой ее никто не назовет. Она похожа на всех нас — пытается разобраться, кто она такая и что с этим делать.
Правда состоит в том, как однажды сказала мне Анна, что в этом деле победу не одержит никто. Мы представим свои финальные доводы, судья вынесет решение, но на этом история не закончится.
Вместо того чтобы идти в ванную, Джулия приближается ко мне. Садится рядом, по-турецки скрестив ноги, и прикасается пальцем к стеклянной панели.
— Кэмпбелл, не знаю, как сказать тебе…
У меня внутри все замирает.
— Быстро, — предлагаю я.
— Мне не нравится твоя квартира.
Я провожаю взглядом движение ее глаз — от серого ковра к черному дивану, зеркальной стене и лакированным полкам с книгами. Тут полно острых углов и дорогих предметов искусства. Тут есть самые совершенные электронные устройства со звонками и свистками. Это жилище мечты, но это ничей дом.
— Знаешь, я тоже ее терпеть не могу.
Джесс
Идет дождь.
Выхожу из дому и бреду куда попало — вдоль по улице, мимо начальной школы, через два перекрестка. Пару минут спустя я уже вымок до костей. Перехожу на бег и несусь так быстро, что легкие начинают болеть, а когда совершенно выбиваюсь из сил и уже не могу больше сделать ни шагу, падаю навзничь на школьном футбольном поле.