Я вспоминаю наш разговор в машине, когда Анна назвала меня лжецом. Есть две причины не говорить правду: первая, потому что ложью вы можете добиться желаемого; вторая, потому что ложью вы можете уберечь кого-то от беды. Имея в виду обе, даю Анне ответ:
– Ну, я в этом сомневаюсь.
– Ваша честь, – начинаю я, – мне известно, что это не является общепринятой практикой, но я хотел бы сделать заявление до того, как мы начнем вызывать свидетелей.
Судья Десальво вздыхает:
– Разве это не то самое соблюдение церемоний, от которого я просил вас воздержаться?
– Ваша честь, я бы не спрашивал, если бы не считал это важным.
– Делайте, только быстро, – разрешает он.
Я встаю и подхожу к судье:
– Ваша честь, всю жизнь Анна Фицджеральд подвергалась различным медицинским процедурам ради блага своей сестры, не ради собственного. Никто не сомневается в том, что Сара Фицджеральд любит всех своих детей, никто не подвергает сомнению ее решения, принятые ради продления жизни Кейт. Но сегодня нам придется усомниться в тех решениях, которые она принимала за этого ребенка.
Я поворачиваюсь, ловлю на себе пристальный взгляд Джулии и вдруг вспоминаю одно старое предписание этики. Теперь я знаю, что должен сказать.
– Вы, наверное, помните недавнее дело пожарных из Вустера, штат Массачусетс, которые погибли в пожаре, устроенном бездомной женщиной. Она знала, что огонь загорелся, и покинула здание, но не позвонила в девять-один-один, опасаясь возможных проблем. В ту ночь расстались с жизнью восемь человек, тем не менее эту женщину не признали виновной, потому что в Америке, даже если последствия оказываются трагическими, никто не в ответе за безопасность других людей. Вы не обязаны помогать тем, кто оказался в критической ситуации. Ни в том случае, если вы устроили пожар, ни когда проезжаете мимо места аварии, ни в ситуации, когда являетесь идеальным донором. – Я снова смотрю на Джулию. – Сегодня мы собрались здесь, потому что в нашей системе правосудия существует разница между законом и моралью. Иногда проще рассматривать их отдельно. Но очень часто, особенно когда они соприкасаются, правильное оказывается неверным, и наоборот. – Я возвращаюсь к своему месту и останавливаюсь перед ним. – Мы собрались здесь сегодня, – завершаю я свою речь, – чтобы суд помог нам всем лучше разобраться в сложившейся ситуации.
Мой первый свидетель – адвокат противной стороны. Я смотрю, как Сара неуверенной походкой идет к свидетельскому месту, как моряк, у которого после долгой качки подкашиваются ноги. Она занимает свое место, не сводя глаз с Анны. Сару приводят к присяге, но смотрит она только на дочь.
– Судья, прошу у вас разрешения допросить миссис Фицджеральд как свидетеля противной стороны.
Десальво хмурится:
– Мистер Александер, я искренне надеюсь, что вы и миссис Фицджеральд не нарушите рамок приличий.
– Все понятно, Ваша честь. – Я подхожу к Саре. – Назовите свое имя.
Она едва заметно вздергивает подбородок:
– Сара Крофтон Фицджеральд.
– Вы мать Анны Фицджеральд, и она ваш младший ребенок?
– Да, так же как Кейт и Джесса.
– Правда ли, что вашей дочери Кейт в двухлетнем возрасте был поставлен диагноз острая промиелоцитарная лейкемия?
– Это правда.
– В тот момент вы с мужем решили зачать ребенка, генетически запрограммированного на то, чтобы быть донором органов для Кейт ради ее излечения?
Лицо Сары каменеет.
– Я бы описала это другими словами, но да, при зачатии Анны такие соображения у нас имелись. Мы планировали использовать пуповинную кровь для переливания.
– Почему вы не попытались найти неродственного донора?
– Это гораздо более опасно. Риск смерти значительно повышался, если бы донором был не родственник Кейт.
– Сколько лет было Анне, когда она впервые отдала какой-нибудь орган или ткань своей сестре?
– Кейт провели переливание крови через месяц после рождения Анны.
Я качаю головой:
– Я не спрашивал, когда Кейт получила его. Я спрашивал, когда Анна отдала его. Пуповинная кровь была взята у Анны сразу после рождения, верно?
– Да, – отвечает Сара, – но Анна об этом даже не знала.
– Сколько лет было Анне в следующий раз, когда она отдала какую-нибудь часть тела Кейт?
Сара морщится, как я и ожидал.
– Ей было пять, когда у нее взяли донорские лимфоциты.
– Как это происходило?
– Забор крови из вены.
– Анна согласилась, чтобы ей воткнули в руку иглу?
– Ей было пять лет, – отвечает Сара.
– Вы спрашивали ее, можно ли ввести ей в вену иглу?
– Я просила ее помочь сестре.
– Правда ли, что Анну пришлось удерживать силой, чтобы ввести ей в вену иглу?
Сара смотрит на Анну и закрывает глаза:
– Да.
– Вы называете это добровольной помощью, миссис Фицджеральд? – Краем глаза я вижу, как брови судьи Десальво сдвигаются к переносице. – В первый раз, когда у Анны взяли лимфоциты, имелись ли какие-нибудь побочные эффекты?
– У нее были небольшие синяки. И слабая болезненность.
– Сколько прошло времени, прежде чем у нее снова взяли кровь?
– Месяц.
– В этот раз ее тоже пришлось держать?
– Да, но…
– Какие были побочные эффекты?