Ангел для сестры

По чистой случайности или, может, по воле кармических сил все три посетительницы салона красоты беременные. Мы сидим под сушилками, сложив руки на животах, как рядок будд.

– Мне больше всего нравятся Фридом, Лоу и Джек, – говорит женщина рядом со мной; ей красят волосы в розовый цвет.

– А если родится не мальчик? – спрашивает та, что сидит с другой стороны.

– О, эти имена подходят для всех.

Я сдерживаю улыбку:

– Голосую за Джека.

Женщина прищуривается, глядя в окно на слякотную погоду.

– Слит[15] звучит мило, – бесстрастно произносит она, а потом проверяет, как звучит имя: – Слит, собери свои игрушки. Слит, дорогой, пойдем, или мы опоздаем на концерт дяди Тупело. – Она достает из кармана комбинезона карандаш и листок бумаги, записывает имя.

Соседка слева улыбается мне:

– У вас это первый?

– Третий.

– У меня тоже. Два мальчика. Я скрестила пальцы.

– У меня мальчик и девочка, – отвечаю я. – Пять и три.

– Вы знаете, кто у вас будет на этот раз?

Об этом ребенке мне известно все, начиная с пола и заканчивая расположением хромосом, включая те, которые делают его идеально подходящим для Кейт. Я точно знаю, что получу: чудо.

– Это девочка.

– Ох, как я вам завидую! Мы с мужем не спросили на УЗИ. Я думала, если узнаю, что снова мальчик, не вынесу последние пять месяцев. – Она выключает сушилку и откидывает ее назад. – Вы уже подобрали имя?

Тут я вдруг с удивлением понимаю, что об имени даже не думала. А ведь я уже на девятом месяце. Хотя у меня была масса времени на размышления, я как-то не задумывалась об особенностях этого ребенка. Об этой дочери я рассуждала только в терминах того, что она сможет дать девочке, которая у меня уже была. И о своих мыслях я не признавалась даже Брайану, который по ночам прикладывал ухо к моему сильно выпирающему животу и ждал толчков, знаменующих, как он думал, появление на свет первой женщины плейскикера для «Пэтриотс». Мои планы относительно дочери были не менее возвышенны: она должна спасти жизнь своей сестре.

– Мы ждем, – отвечаю я соседке.

Иногда мне кажется, что мы все время только этим и занимаемся.

После трех месяцев химиотерапии настал момент, когда я по глупости решила, что теперь-то мы преодолели все трудности. Доктор Чанс сказал, у Кейт по всем признакам наступила ремиссия и нам остается только следить за ее здоровьем. На некоторое время моя жизнь вернулась в норму: я возила Джесса на тренировки по футболу, помогала в подготовительной группе Кейт и даже принимала горячие ванны, чтобы расслабиться.

И тем не менее какая-то часть меня понимала, что и второй ботинок непременно увязнет. Эта часть толкала меня на то, чтобы каждое утро обшаривать подушку Кейт, хотя волосы у девочки начали отрастать с завивающимися обожженными кончиками: вдруг они снова начнут выпадать. Эта часть повела меня к рекомендованному доктором Чансом генетику, сконструировала эмбрион, который одобрил, подняв вверх большие пальцы, научный сотрудник и который будет обладать идеальным сходством с Кейт. Под нажимом этой части себя я принимала гормоны для ЭКО и стала вынашивать эмбрион, так, на всякий случай.

Во время плановой спинномозговой пункции мы узнали, что у Кейт начался молекулярный рецидив болезни. Она выглядела обычной трехлетней девочкой. Но внутри ее рак снова поднял голову и взялся поворачивать вспять достигнутый с помощью химиотерапии прогресс.

Сейчас, сидя с братом на заднем сиденье машины, Кейт болтает ногами и возится с игрушечным телефоном. Джесс смотрит в окно:

– Мам, автобус может упасть на людей?

– Из-за деревьев?

– Нет. Просто… сверху. – Он припечатывает ладонь к ладони, изображая, что имеет в виду.

– Только если погода очень плохая или водитель едет слишком быстро.

Сын кивает, принимая мое объяснение, что вселенная безопасна для него. Потом:

– Мам, у тебя есть любимое число?

– Тридцать один, – говорю я; это дата родов. – А у тебя?

– Девять. Потому что это может быть номер, или сколько тебе лет, или поставленная на голову шестерка. – Он замолкает совсем ненадолго, чтобы только вдохнуть. – Мам, у нас есть специальные ножницы, чтобы резать мясо?

– Есть. – Я сворачиваю направо и еду мимо кладбища, могильные камни наклонены одни вперед, другие назад, как пожелтевшие зубы в старушечьем рту.

– Мам, Кейт сюда попадет? – спрашивает Джесс.

От этого вопроса, такого же невинного, как и все предыдущие, я чувствую слабость в ногах. Я останавливаю машину и включаю аварийные огни, потом отстегиваю ремень безопасности и поворачиваюсь к сыну:

– Нет, Джесс, она останется с нами.

– Мистер и миссис Фицджеральд, – обращается к нам режиссер, – мы разместим вас здесь.

Мой муж и я сидим на съемках в телестудии. Нас пригласили сюда из-за того, каким необычным образом мы зачали своего ребенка. Пытаясь сохранить здоровье Кейт, мы невольно стали «детьми с плаката»[16] и дали повод для научных дискуссий.

Брайан берет меня за руку, когда к нам приближается Надья Картер, корреспондент из журнала новостей.

– Мы почти готовы. Я уже набрала вводку про Кейт. А вам хочу задать всего несколько вопросов, и мы быстро закончим, не успеете глазом моргнуть.