Ангел для сестры

Когда приходит врач, чтобы забрать ее на радиационную терапию, Кейт цепляется за мою ногу.

– Малышка, – говорит Брайан, – все будет хорошо.

Она мотает головой и жмется ко мне. Я сажусь на корточки. Кейт бросается в мои объятия.

– Я не отведу от тебя глаз, – обещаю я ей.

Комната просторная, на стенах нарисованы джунгли. В потолок и в углубление под процедурным столом встроены лучевые ускорители. Сам стол – раскладушка с холщовым основанием, накрытым простыней.

Радиолог кладет на грудь Кейт свинцовые бляхи, по форме напоминающие фасолины, и велит не двигаться, обещая дать ей наклейку, когда процедура закончится.

Я смотрю на Кейт сквозь защитную стеклянную стенку. Гамма-лучи, лейкемия, обязанности родителей. Это вещи, сталкиваясь с которыми вы подсознательно отгораживаетесь от грозящих смертью последствий.

В онкологии действует закон Мёрфи, нигде не записанный, но широко известный среди больных: если вас не тошнит, то вы и не поправитесь. Следовательно, если от химиотерапии вам очень плохо, а радиация сжигает вам кожу – это только к лучшему. С другой стороны, если вы переносите терапию легко, испытывая лишь незначительную тошноту или боль, есть вероятность, что лекарства выводятся вашим организмом и не выполняют свою работу.

Судя по таким критериям, Кейт, конечно, должна была бы уже поправиться. В отличие от прошлогодней химии, этот лечебный курс превратил маленькую девочку, у которой даже из носа не капало, едва ли не в калеку.

Три дня радиационной терапии привели к непрекращающемуся поносу, пришлось даже снова надевать ей подгузники. Сперва она стыдилась этого, но сейчас ей так плохо, что уже ни до чего нет дела. От последовавших пяти дней химиотерапии горло у нее покрылось слизью, что заставляет ее хвататься за аспирационную трубку, как за спасательный трос. Когда она не спит, то беспрестанно плачет.

С шестого дня, когда число белых клеток и нейтрофилов в крови Кейт стало резко падать, девочку перевели в изолятор. Теперь любой микроб мог ее убить, поэтому мир устранили, пусть держит дистанцию. Посещать больную может лишь строго ограниченный круг людей, а те, кого пускают в палату, надевают халаты с масками и похожи на космонавтов. Книжки с картинками Кейт читает в резиновых перчатках. Здесь нельзя иметь никаких цветов или растений, потому что на них могут оказаться смертельно опасные для Кейт бактерии. Любые игрушки, которые ей приносят, сперва обрабатывают антисептиком. Она спит с медвежонком Тедди, запечатанным в пластиковый пакет на молнии, который шуршит всю ночь и иногда будит малышку.

Мы с Брайаном сидим за дверями изолятора, ждем. Пока Кейт спит, я практикуюсь – делаю уколы апельсину. После трансплантации дочке нужно будет вводить стимулятор роста, и эта работа достанется мне. Я протыкаю шприцем толстую кожуру, ловя момент, когда под иглой начинает ощущаться мякоть фрукта. Лекарство нужно будет вводить подкожно. А значит, я должна набить руку, чтобы делать укол под правильным углом и не давить слишком сильно. От скорости, с которой игла пронзает ткани, зависит, насколько это болезненно. Апельсин, конечно, не плачет, когда я ошибаюсь. Но медсестры говорят, что делать уколы Кейт – это примерно то же самое.

Брайан берет второй апельсин и начинает его чистить.

– Положи на место!

– Я есть хочу. – Он кивает на плод в моих руках. – А у тебя уже есть пациент.

– Ты ведь знаешь, это чей-то апельсин. Бог знает, какой дурью его накачали.

Вдруг из-за угла появляется доктор Чанс. Донна, медсестра с отделения онкологии, идет следом за ним, покачивая пакетом с алой жидкостью для внутривенного вливания.

– Барабанная дробь, – произносит она.

Я откладываю в сторону апельсин, прохожу вслед за ними в предбанник и облачаюсь в костюм, который позволит мне оказаться на расстоянии десяти футов от дочери. Не проходит и нескольких минут, как Донна подвешивает мешок на стойку и присоединяет капельницу к центральной вене Кейт. Все происходит так незаметно, что девочка даже не просыпается. Я стою по одну сторону ее кровати, Брайан – по другую. Я задерживаю дыхание. Смотрю на бедра Кейт, на ее подвздошную кость, где производится костный мозг. Каким-то чудом стволовые клетки Анны попадут в кровоток Кейт через грудь, но найдут для себя правильное место.

– Ну вот, – говорит доктор Чанс, и все мы неотрывно глядим на соломинку безумной надежды – тонкую прозрачную трубку, по которой медленно двигается кровь.

Джулия

Проведя вместе с сестрой два часа на одной территории, я начинаю удивляться, что когда-то мы с ней мирно уживались в материнской утробе. Изабель уже переставила все мои СD-диски в соответствии с годом выпуска, подмела под диваном и выбросила половину продуктов из моего холодильника.

– Даты – наши друзья, Джулия. – Она вздыхает. – У тебя йогурт стоит с тех пор, как в Белом доме заправляли демократы.

Я хлопаю дверью и считаю до десяти. Но когда Иззи подбирается к газовой духовке и начинает искать кнопки управления очисткой, я теряю терпение.

– Сильвию не нужно чистить.