Она права. В голове у меня проплывают какие-то обрывки статей из «Провиденс джорнал». Это было большое событие для общественной жизни Род-Айленда.
– Ты думаешь, он удивлялся: чем провинился, что его отправили в другое место?
Как опекунов от суда, нас учат улавливать признаки депрессии. Мы умеем читать язык тела, замечаем подавленный аффект и перепады настроения. Анна крепко держится руками за металлический поручень ограждения. Глаза ее тускнеют, как старое золото.
«Девочка теряет сестру, – думаю я, – или саму себя».
– Джулия, можем мы пойти домой? – просит она.
Чем ближе к дому, тем сильнее отдаляется от меня Анна. Довольно ловкий трюк, учитывая, что физически пространство между нами остается неизменным. Она вжимается в окно машины и смотрит на текущие мимо улицы.
– Что будет дальше?
– Я поговорю со всеми. С твоими мамой и папой, братом и сестрой. С адвокатом.
Теперь на подъездной дорожке стоит раздолбанный старый джип, а входная дверь открыта. Я глушу двигатель, но Анна не делает попыток отстегнуть ремень безопасности.
– Вы проводите меня домой?
– Зачем?
– Потому что мама убьет меня.
Эта Анна – по-настоящему напуганная – почти совсем не похожа на ту, с которой я провела последний час. Удивительно, как одна и та же девочка может набраться храбрости и возбудить дело против родителей и в то же время бояться встречи с собственной матерью.
– Как это?
– Я сегодня ушла, не сказав ей, где буду.
– Ты часто так поступаешь?
Анна мотает головой:
– Обычно я делаю то, что мне говорят.
Ну что ж, все равно придется рано или поздно встретиться с Сарой Фицджеральд. Я вылезаю из машины и жду, когда выйдет Анна. Мы идем по дорожке к дому вдоль ухоженных клумб, заходим в дверь.
Мать Анны не выглядит грозной соперницей, какую я себе вообразила. Хотя бы потому, что она ниже меня ростом и стройнее. У нее темные волосы, усталые глаза, и она шагает взад-вперед. Как только мы появляемся, бросается к дочери.
– Ради бога, где ты была?! – вскрикивает Сара, встряхивая Анну за плечи. – Ты хоть представляешь…
– Простите, миссис Фицджеральд, позвольте мне представиться. – Я делаю шаг вперед и протягиваю руку. – Я Джулия Романо, назначенный судом опекун.
Сара обнимает дочку одной рукой, с натугой демонстрируя ласку.
– Спасибо, что привели Анну домой. Уверена, вам нужно многое обсудить с ней, но прямо сейчас…
– На самом деле я рассчитывала пообщаться с вами. Меня попросили представить результаты своих наблюдений в суд меньше чем через неделю, так что, если у вас найдется несколько минут…
– Нет! – резко отвечает Сара. – Сейчас совсем не подходящий момент. Мою старшую дочь только что снова положили в больницу.
Сара смотрит на Анну, стоя на пороге кухни и будто говоря: «Надеюсь, ты довольна».
– Очень жаль.
– Мне тоже. – Сара откашливается. – Я ценю, что вы пришли сюда поговорить с Анной. И я понимаю, вы просто выполняете свою работу. Но все это уляжется само собой, правда. Это недоразумение. Я уверена, судья Десальво через пару дней скажет вам то же самое.
Она делает шаг, бросая вызов мне и дочери – мол, попробуйте возразить. Я смотрю на Анну, та ловит мой взгляд и почти незаметно качает головой – молит оставить пока все как есть.
Кого она защищает – мать или себя?
В голове вскидывается красный флажок: Анне тринадцать, она живет с матерью, а та – адвокат стороны ответчиков. Разве может девочка, оставшись в этом доме, не подвергаться обработке со стороны Сары Фицджеральд?
– Анна, я позвоню тебе завтра. – Не попрощавшись с хозяйкой, я покидаю ее дом и направляюсь туда, где никогда не хотела бы оказаться.
Офис Кэмпбелла Александера выглядит ровно так, как я себе и представляла: на верхнем этаже здания из черного стекла, в дальнем конце коридора, застланного персидской ковровой дорожкой, за двойными тяжелыми дверями из красного дерева, которые отгораживают хозяина от всякой сволочи. За массивным столом в приемной сидит девушка, будто вылепленная из фарфора; в ее густых волосах, за ухом прячется наушник. Я игнорирую секретаршу и иду прямо к единственной закрытой двери.
– Эй! – кричит она. – Туда нельзя!
– Меня ждут, – отзываюсь я.
Кэмпбелл, не поднимая глаз, яростно строчит что-то в блокноте. Рукава рубашки закатаны до локтей. Ему пора стричься.
– Керри, поищите какие-нибудь расшифровки текстов передачи Дженни Джонс о близнецах, которые не знали, что они…
– Привет, Кэмпбелл.
Сперва он перестает писать. Потом поднимает голову.
– Джулия… – Кэмпбелл встает, как мальчишка, которого застукали за каким-то неприличным делом.
Я вхожу и закрываю за собой дверь.
– Я опекун от суда, назначенный по делу Анны Фицджеральд.
Собака, которую я сперва не приметила, занимает место рядом с хозяином.
– Я слышал, что ты поступила на юридический.
В Гарвард. На полную стипендию.
– Провиденс – город маленький… Я все ждал… – Кэмпбелл замолкает и качает головой. – Ну, я был уверен, что мы столкнемся с тобой раньше.
Он улыбается, и вдруг мне снова семнадцать – в том году я поняла, что любовь не следует правилам и дороже всего на свете недостижимое.