Тут мы оба покатываемся со смеху. Веселье заразительно. Мы глядим друг на друга и хохочем еще громче.
А потом вспышка радости гаснет так же внезапно, как возникла. Не все люди живут в мире, где содержимое холодильника является барометром личного счастья. Некоторые работают в горящих зданиях. У кого-то на руках умирают маленькие дочки.
– Гребаный тощий салат, – надрывным голосом произношу я. – Это нечестно.
Брайан мгновенно оказывается рядом и заключает меня в объятия:
– Так устроен мир, малышка.
Через месяц мы снова едем в больницу для третьего забора лимфоцитов. Сидим с Анной в кабинете у врача, ждем вызова. Через несколько минут дочка дергает меня за рукав:
– Мама…
Я смотрю на нее – она болтает ногами, у нее на ногтях меняющий настроение лак Кейт.
– Что?
Анна глядит на меня и улыбается:
– Чтобы потом не забыть сказать тебе: это было не так страшно, как я сперва думала.
Однажды без предупреждения приезжает моя сестра и с согласия Брайана везет меня в Бостон, в роскошный номер отеля «Риц Карлтон».
– Будем делать все, что ты захочешь, – говорит она. – Обойдем музеи, прогуляемся по Пути Свободы[24]
, поужинаем в Гавани.Но по-настоящему мне хочется только одного: забыться, поэтому через три часа я сижу рядом с ней на полу, и мы приканчиваем вторую стодолларовую бутылку вина.
Я поднимаю ее за горлышко:
– За такие деньги можно купить платье.
Занни фыркает:
– В «Файлинс бейсмент», может быть. – Ее ноги лежат на обтянутом парчой кресле, тело – на белом ковре; по телику Опра советует нам минимизировать нашу жизнь. – К тому же, застегнув молнию, даже после бутылки доброго «Пино нуар» ты не будешь выглядеть толстой.
Я смотрю на нее, и мне вдруг становится жалко себя.
– Нет, ты не будешь плакать. Слезы не включены в стоимость номера.
Тетки на шоу Опры с раздутыми кошельками и переполненными хламом шкафами порют невероятную чушь. Я думаю: что готовит на ужин Брайан, все ли в порядке с Кейт?
– Позвоню домой.
Занни приподнимается на локтях:
– Тебе дали возможность передохнуть, не забывай. Никто не обязан быть мучеником двадцать четыре часа семь дней в неделю.
Но я неправильно расслышала ее слова.
– Думаю, если уж ты подписалась быть матерью, сменщика тебе не полагается.
– Я сказала, мучеником, – смеется Занни, – а не матерью.
– Есть разница? – отзываюсь я со слабой улыбкой.
Она забирает у меня телефонную трубку.
– Не хочешь ли сперва достать из чемодана свой терновый венец? Послушай себя, Сара, и перестань играть королеву драмы. Да, ты вытянула у судьбы несчастливый билет. Да, тобой быть паршиво.
Щеки у меня краснеют.
– Ты понятия не имеешь, как я живу.
– Ты тоже. Ты вообще не живешь, Сара. Ты ждешь, когда умрет Кейт.
– Я не… – начинаю я, но замолкаю.
Дело в том, что я действительно жду.
Занни гладит меня по голове, а я плачу.
– Иногда это очень тяжело… – Таких слов я не говорила никому, даже Брайану.
– Хорошо хоть не всегда, – замечает Занни. – Дорогая моя, Кейт не умрет раньше оттого, что ты выпьешь еще бокал вина, переночуешь в отеле или посмеешься над пошлой шуткой. Так что сядь-ка, прибавь звук и веди себя как нормальный человек.
Я окидываю взглядом роскошное убранство номера, по-декадентски валяющиеся на полу бутылки и коробку с клубникой в шоколаде:
– Занни, нормальные люди так себя не ведут.
Она по моему примеру обводит глазами комнату:
– Ты абсолютно права. – Потом берет в руку пульт, перебирает каналы, пока не находит Джерри Спрингера[25]
. – Так лучше?Я смеюсь, а следом за мной начинает хохотать и она, комната кружится, мы лежим на спине и смотрим на потолок, обведенный красивым лепным бордюром. Вдруг я вспоминаю, что в детстве Занни всегда подходила первой к автобусной остановке. Я могла бы побежать и догнать ее, но никогда этого не делала. Мне хотелось только идти за ней.
Смех струями пара взвивается в воздух, вплывает в окна. После трех дней непрерывного дождя дети рады оказаться на улице. Они пинают футбольный мяч с Брайаном. Когда жизнь нормальна, это так нормально.
Я пробираюсь в комнату Джесса, собираю разбросанные на кровати детали конструктора лего и книжки с комиксами, чтобы перестелить белье. Потом иду в комнату Кейт и Анны и разбираю их выстиранную одежду.
Кладу футболки Кейт на тумбочку и тут вижу: Геркулес плавает вниз головой. Опускаю руку в аквариум и переворачиваю его, держа за хвост. Он несколько раз взмахивает им, после чего, тяжело дыша, с раздутым белым животом, медленно поднимается к поверхности.
Помню, Джесс говорил, что при хорошем уходе золотая рыбка может прожить семь лет. Геркулес у нас всего семь месяцев.
Отношу аквариум в свою комнату, беру телефон и звоню в справочную.
– «Петко»[26]
, – говорю я.Когда меня соединяют, расспрашиваю ответившую сотрудницу о Геркулесе.
– Вы что, хотите купить новую рыбку? – спрашивает меня девушка.
– Нет, я хочу спасти эту.
– Мэм, – отвечает она, – мы говорим о золотой рыбке, верно?