Ангел для сестры

– Вижу, уже есть проблемы.

Мы с Брайаном переглянулись. И этот бессердечный человек будет вести нас в нашей войне? Это наш генерал, наш рыцарь на белом коне? И прежде чем мы успели что-то сказать, он дорисовал рожицу на перчатке в таких же, как у него, очках.

– Вот, – сказал он и с улыбкой, которая сразу изменила его лицо, передал перчатку Кейт.

Я виделась со своей сестрой Сузанной раз или два в год. На дорогу к ней уходит меньше часа и несколько тысяч философских рассуждений.

Насколько я знаю, Сузанне платят деньги за то, что она командует людьми. Теоретически это значит, что она сделала карьеру, тренируясь на мне. Наш отец умер, когда стриг лужайку в свой пятьдесят девятый день рождения, а мама так и не оправилась после этого. Сузанна, которая была старше меня на десять лет, стала главой семьи. Она проверяла мои домашние задания, подавала документы на юридический факультет и мечтала о большем. Она была умной, красивой и всегда знала, что и когда сказать. Сестра могла справиться с любой катастрофой, найти выход из любой ситуации. Поэтому она и преуспела в работе. Она чувствовала себя в зале заседаний совета директоров так же комфортно, как и в парке во время пробежки. Кто бы не хотел иметь перед собой такой пример для подражания?

Моим первым протестом было замужество с парнем, не имевшим высшего образования. Вторым и третьим были мои беременности. Подозреваю, что, когда я отказалась от перспективы стать второй Глорией Аллред,[8] она с полным правом внесла меня в список неудачников. Но до сих пор я с полным правом не считала себя таковой.

Не поймите меня превратно. Сузанна любит своих племянников. Она высылает им статуэтки из Африки, ракушки из Бали, шоколад из Швейцарии. Джесси хочет иметь такой же офис, как у нее, когда вырастет.

– Мы не можем все быть тетей Занной, – говорила я ему, имея в виду, что это я не могу быть ею.

Я не помню, кто из нас перестал звонить первым, но так было проще. Нет ничего хуже тишины, тяжелыми бусинами падающей на тонкую нить разговора. Я позвонила ей только через неделю. На прямой номер.

– Линия Сузанны Крофтон, – ответил мужской голос.

– Да, – заколебалась я, – могу я с ней поговорить?

– Она на совещании.

– Пожалуйста… – Я набрала побольше воздуха. – Пожалуйста, скажите ей, что звонит ее сестра.

Секунду спустя я услышала мягкий прохладный голос:

– Сара? Сколько времени прошло.

Это к ней я прибежала, когда у меня начались первые месячные, это она помогала мне склеить впервые разбитое сердце, это ее руку я искала среди ночи, когда не могла вспомнить, на какую сторону папа носил пробор или как звучал мамин смех. Неважно, какая она сейчас, раньше она была моим лучшим другом, данным от рождения.

– Занна? Как дела?

Через тридцать шесть часов, после того как Кейт официально поставили диагноз острая промиелоцитная лейкемия, нам с Брайаном дали возможность задать вопросы. Кейт сидела у детского психолога и возилась с клеем и цветными блестками, пока мы общались с группой врачей, медсестер и психиатров. Медсестры, как оказалось, должны были отвечать на наши вопросы. В отличие от докторов, нервничавших так, будто опаздывали куда-то, медсестры терпеливо отвечали нам, как если бы мы были первыми, кто задавал им эти вопросы, а не тысячными.

– Когда имеешь дело с лейкемией, – объясняла одна медсестра, – еще не сделав первый укол первого этапа лечения, нужно думать о третьем и четвертом этапах. Но именно этот вид лейкемии плохо предсказуем, поэтому нужно тщательно продумывать каждый следующий шаг. Промиелоцитная лейкемия сложнее в лечении, потому что это устойчивое к химиотерапии заболевание.

– Что это значит? – спросил Брайан.

– Обычно при миелогенных лейкемиях, если позволяет состояние внутренних органов, потенциально можно возвращать пациента к ремиссии после каждого рецидива. Организм теряет силы, но можно каждый раз твердо сказать, что лечение принесет результат. В то же время, если одно лечение помогло при промиелоцитной лейкемии, нельзя быть уверенным, что оно подействует в следующий раз. И это все, что мы можем сделать в данный момент.

– Вы хотите сказать, – Брайан запнулся, – вы хотите сказать, что она умрет?

– Я хочу сказать, что нет гарантий.

– Что же вы собираетесь делать?

На этот вопрос ответила другая медсестра:

– Сначала у Кейт будет недельный курс химиотерапии. Мы надеемся, что нам удастся убить пораженные клетки. Скорее всего, у нее будет тошнота и рвота, мы постараемся свести это к минимуму с помощью противорвотных средств. У нее вы падут волосы.

Услышав это, я вскрикнула. Казалось бы, мелочь, но она будет сигнальным флажком, показывающим другим, что с Кейт что-то не так. Только шесть месяцев назад мы впервые постригли ей волосы. Золотые локоны блестели на полу парикмахерской, как золотые монетки.