Читаем Ангел и фляга (СИ) полностью

Алиса Исаева: Ну, я много раз уже говорила, что это и есть та самая искра божья, которая и позволяет человеку быть человеком. У неё разные размеры - кому-то больше досталось, кому-то - меньше, но она у каждого изначально есть. Не имеют значения факты, не имеет значения информация, воспринятая в процессе жизни, на самом дела важна только она. Я не думаю, что с течением лет человек на самом деле как-то меняется. Скорее, он научается выгодно продавать себя, а ещё - носить разнообразные маски, вот и всё. Но суть человека, его стержень - это от рождения действительно. Именно поэтому иных людей сломить невозможно. С ними всякое может происходить, но своё лицо они не потеряют никогда, каким бы оно не было.

Бо Бенсон: Почему мы теряем себя, когда в процессе жизни получаем новые данные? Человек появляется на свет с абсолютно пустой башкой, голым и безликим - но готовым принимать информацию. Только общаясь и взаимодействуя с подобными, человек становится собой. Я, конечно, запросто могу быть и неправым, но ты уж тогда объясни, что же это за “свое собственное лицо”, которое есть изначально и которое почему-то теряется. То, что это искра божья, я понял - просто этот вопрос был задан немного раньше, чем все остальные к этой теме. Мне непонятно другое – почему ты думаешь, что происходят какие-то потери этого? И почему ты думаешь, что информация, воспринятая в течение жизни, не играет никакой роли? Откуда эта уверенность? Я не утверждаю, что это не так, мне просто интересно, почему ты так думаешь.

Алиса Исаева: Возможно, это покажется диким, но я убеждена, что на систему своего восприятия может влиять сам человек. То, как он слушает, то, на что он считает своим долгом отзываться. Для того, чтобы тебе стало понятнее, о чём я говорю, я приведу отрывок одного письма, где это очень выражено:

«Я чувствую - ежедневно и мучительно – что-то, что внутри, что возможно назвать “душой”, определенно наличествует. Настойчиво и требовательно. Приближаясь и отдаляясь. Оно явно превышает то, что возможно назвать “мое я”. И совокупность опыта многих “я” превышает. Ощущаю это это как звук, как гудение, как мощь, требующую ответного пополнения. Огромная сфера. Есть, зовет, требует. Что еще тяжелее - ЗНАЕТ. Это не умственное, а связь всего и со всем сразу, наиболее полная и оптимальная. Настаивает на том, чтобы это знание было воспринято и “я”. Не как теория, опять же, а как практика. Как творчество жизни. От нее хочется отвернуться - она говорит на языке, в котором нет многозначных понятий. С ней возможно общаться, но не спорить - она сразу замыкается и поворочивается… спиной? Есть ли спина у сферы?.. …Но что-то точно есть. Какой-то знак отсутствия - “Как хочешь. Побудь своим утлым “я”. Надоест - позовешь”. На самом деле никуда не уходит. А каким-то особым образом сворачивается, схлопывается в точку. Равенство в этих отношениях исключено. Насилие и агрессия тоже. Добровольность скорее односторонняя - я могу сбежать, а Оно нет. Но у него другие приемы в запасе. Но только когда очень нужно. Причем у нас понятия “нужно” явно не совпадают. Отзываться на этот звук - работа. Получается редко. Не отзываться - означает не быть. Игнорировать по-настоящему - для меня это будет скорая физическая смерть».

Понимаешь что-нибудь? Во всяком случае, для меня то, что написано - очень определяюще.

- 2 -

***

Я едва справлялся с потоком данных, которые, лишь изредка прерываясь, шли от Алисы. Её массивные ответы и мои не менее массивные вопросы, которые вытекали из этих ответов, постепенно приводили к одному простому выводу: практически все её депрессивные установки были глубоко субъективны. По тому, как оставались незамеченными те вопросы, которые этот субъективизм вскрывали и опровергали, я понимал: человек начинает чувствовать, что где-то не совсем прав, и что какие-то укоренившиеся установки сомнительны. Но в то же время, Алиса упрямо и прочно стояла на своём, и сказать, что её аргументы были не железного свойства, означало бы солгать. Ещё чуть-чуть, и возможно, я тоже принял бы её позицию, но природное упрямство заставляло меня лезть в книги, вспоминать, заставлять трещать затёкшие за месяцы бездействия извилины. К тому же, внимательно изучая форум в течение месяца, пришёл к мысли, что я – отчаянный жизнелюб, а если и жил во мне суицидент, то он умер сразу после того, как стало понятно, что же такое настоящая тяга к суициду и настоящая ненависть к жизни.

Из Алисиных ответов стало ясно, что эта женщина не сомневается в наличии у человека души, точно так же, как и вера в существование «другого мира», куда душа, возможно, попадает после смерти. Она говорила об этом не так явно, как мне хотелось бы, но тем не менее – я чётко понял, что это так. А уж если Алиса понимала и верила в это – можно было выгодно сыграть на вере, одним из множества ключей, при помощи которых я, теоретически, мог попасть в огромный и тёмный замок под названием «Маленький чуланчик на заднем дворе». Естественно, однажды я сделал попытку перелезть через эти стены и постучался в дверь.

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Документальное / Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука