Читаем Ангел и фляга (СИ) полностью

А через несколько часов после первого приёма алкоголя, народ разбрёлся по комнатам, по кучкам, по интересам. Алиса Исаева и странные люди – в одной кучке, чуть менее странные люди – в другой, а я, Мишка, Севетра и все, кого я хорошо знал, разместились на кухне, где продолжали хлебать подогретое вино, бренчать на гитаре и вести разговоры «за жизнь». Из-за дробления, оттого, что в общей массе людей понимания не было – и главное, не хотелось быть, к этому никто не стремился, мне вдруг стало невыносимо грустно. Да ещё под действием винных паров я вспомнил что-то не очень весёлое из личной жизни. В таком настроении старина Боб вполз в комнату, где была почти совсем нормальная кучка, и с удивлением наткнулся на вполне зрелую, довольно «цивильно» выглядящую женщину по имени Виктория. Удивлению Боба не было предела, поскольку она выглядела так, что ей было место не на сборище депрессирующих подростков, а, допустим, на спектакле в Большом Театре или, как минимум, в банке, снимающей со счёта миллион долларов. Не совсем трезвый, я плюхнулся на диван и попытался общаться с ней, но ни к чему хорошему это не привело. Стало очевидно, что я – нетрезвый, а цивилизованные женщины недолюбливают нетрезвых юношей в свитерах на размер больше.

Но это выяснилось позже.

В целом, я остался доволен вечером. Снова встретил множество незнакомых людей, снова узнал много нового, да ещё поделился этим новым со «своими». Правда, Илья – который парень сестрёнки – сказал одну правильную, на мой взгляд, вещь. Подобные собрания, если цель их цель ограждать человека от суицида, на самом деле, бесполезны. Поскольку большинство людей в группе всё-таки суициденты, люди молчаливые и замкнутые. Без вмешательства хорошо обученного профессионала подобные сборища могли закончиться весьма плачевно.

Я, конечно, не соглашался, просто потому что сам являлся частью этого, одним из «идейных вдохновителей». Но Илья упрямо стоял на своём, поскольку всё-таки немножко разбирался в психологии.

Одно мне стало ясно точно в тот вечер: стараниями Севетры, Михаила Фёдорова и многих участников форума всё-таки удалось расшевелить Алису. На то время для меня это являлось главным.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ПОГРУЖЕНИЕ

Я знал эту женщину – она всегда выходила в окно.

В доме было десять тысяч дверей, но она выходила в окно,

Она разбивалась насмерть, но ей было всё равно.

Если бы ты знал эту женщину – ты бы не стал пить с ворами,

Если бы ты знал эту женщину – ты бы не стал пить с ворами,

Ты бы не стал ходить по грязи и разбрасываться волосами.

(с) Илья Кормильцев

- 1 –

ДВУМЯ НЕДЕЛЯМИ ПОЗЖЕ

- Хорошая карта тебе идёт, парень. Большим человеком будешь …

- А насколько большИм? – скептически отзываюсь я.

Татьяна внимательно смотрит мне в глаза – казалось, взгляд проникает ко мне в душу, в сердце, в мозг. Во всяком случае, что-то она в них видит. Хотя, две взаимоисключающие поговорки о зеркале души и врущих глазах в результате могут образовать реальный ноль.

- Ну, это уж тебе виднее. Может, генералом станешь, может, писателем. Или просто будешь деньги хорошие зарабатывать …

- Одно другому не мешает. Только генералом как-то не того … не очень хочется, - ухмыляюсь я. – А вот писателем, да чтоб ещё и денег за это рубить – дело говоришь.

Эта женщина попала ко мне домой как-то очень вовремя. Татьяна появилась незадолго до первого журфикса у Севетры. У младшей сестрёнки есть подруга родом из Беларуси, в свою очередь, у той подруги была мама. Однажды я разговорился с Натальей – так звали подругу младшей сестры – и понял, что история её жизни может не влезть в рассказ. Вряд ли услышанное и понятое можно назвать лёгким чтивом. Люди очень долгое время жили в Москве без паспортов, без прописки. По съёмным квартирам, по грязным арбатским «впискам», по вокзалам. Бомжи, наркоманы, блядские притоны – во всём этом две женщины варились очень много лет, до тех пор, пока дочь не вышла замуж, а мать, так и не нажив ничего, кроме большого количества непонятных проблем, осталась одна.

- Уж очень ты похож на писателя. И на мента - тоже. Вон, карта тебе хорошая пошла. Я раскину пасьянс ещё разок, может, совпало так, но если в третий раз тебе та же судьба ляжет – верняк, лейтенант.

- Ну, раз похож, значит, буду. Тем более что сам хочу. Но знаешь, Татьяна, я как-то в судьбу не очень верю. Глупости это всё. По большей части.

- А во что веришь?

- Ну … в то, что каждый человек своими руками жизнь строит. Просто есть на свете вещи, которые от нас не зависят – ну, наводнения там, пожары всякие, ураганы или снег. Их надо принимать. Есть вещи, которые целиком от нас зависят: друзья, знакомые, наше хорошее настроение.

- Молодой ты ещё, лейтенант. Неопытный. Тебя и жизнь толком-то, небось, не трепала. Вот и говоришь, мол, нет судьбы, всё зависит от нас. Хотя … есть на свете люди, что сами своей жизни хозяева, есть. Может, ты таким будешь. Когда-нибудь. Если сильно постараешься.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Документальное / Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука