Ангел из авоськи

Ангел в ужасе молчала. Он посмотрел на нее.

— И я еще тебе скажу — я не несчастлив.

— Но тогда и я смогу быть счастлива здесь?.. — полуспросила-полуутвердила Ангел.

— О-о, миленькая моя, до понимания, что и это, такое вот, тоже счастье, надо дорасти, дожить. Понимание появляется после пятидесяти, иногда — сорока, но в двадцать такого счастья не понять. Ну так что? Увольняешься ты или нет? Уезжаешь в Москву? — загремел снова Учитель.

Ангел разозлилась.

— Что вы на меня кричите! Никуда я не поеду! Да, выйду здесь замуж, буду рожать детей, окончу техникум, потом институт… И стану нормальным человеком!

— A-а, ну если так, ради бога! — поклонился ей пьяненький уже учитель. — Спокойной вам ночи, мадемуазель, хороших снов.

Пошатываясь, он вышел из кухни.

Улита злилась на Казиева, настырность которого перешла границы! Был момент, когда ей захотелось вытолкать бывшего мужа взашей, и — навсегда. Что за хождения к ненужной жене и такой же актрисе! И Максу она больше дверь не откроет. Восторг, который светится в его глазах… — это не нормально, как хотите. Она не ханжа, но… Улита Ильина должна исчезнуть для всех. Хватит, погуляла, порезвилась. И почти в конце жизни ей был дан такой подарок! — любовь юноши… Но шуточек хватит. Исчезнуть она может либо физически, что как-то пока не привлекает, или куда-то уехать. Но куда? И на какие шиши?.. Может быть, сделать для Казиева все же эту последнюю услугу и потребовать деньги?.. За посредничество. Есть теперь такая статья дохода. Какого черта! Хватит быть дурой-дурындой! И еще ордена!.. На эти деньги она уедет в Питер, там есть дальняя родственница, которая с деньгами примет Улиту. А там… О ней позаботится сама матушка-судьба.

Вот в таком настроении Улита поплелась включать чайник: сделает себе крепчайший кофе, наплевать на всякие запреты! — хоть бы взбодриться чуть-чуть. И, проходя мимо зеркала в передней, она ужаснулась своему виду. Растрепанная, зеленая и сгорбленная! Неужели она такой согбенной и останется?.. Нет уж! Размечтались! Забыв о кофе, «схватилась за себя».

Приняла контрастный душ, наложила крем, тщательно навела легкий марафет, тот, который не замечает Макс, не замечает и 70 процентов взрослых мужиков, но заметит женский глаз. Женщин она не ждет. Театральные подружки пока позванивают, да и то скоро прекратят, Улита с ними не больно-то любезна и ничего интересного не сообщает: еще не загнулась, нога не отвалилась, волосы не вылезли и замуж не вышла. Что еще их может интересовать в ее существовании? Надела свое любимое платье в цветочек — «сизый голубочек», называла его от старинной песенки «стонет сизый голубочек»… Платье красивое, но «жалостливое»: разрез только сзади. На плечо посадила лягушечку из горного хрусталя. Для разрядки.

«Осень» — так, пожалуй, назывался бы ее имидж на каком-нибудь модерновом «подиуме де арт».

Казиев спешил. Своим острым чутьем он унюхал сюжет великого успеха. Надо мчаться к старику и тащить его хоть за шкирку к Улите. Но уговаривать того не пришлось. Как только он назвал имя, старик немедленно согласился. Странно, конечно, надо все же что-то наплести старику, вроде того, что Улита прочла страницы, потрясена материалом… И сама жаждет встречи! Казиев чувствовал в себе силы немереные. Уломал старика ехать именно сейчас, без звонка и промедления!

Уставшая от домашних трудов, Улита составляла мытую посуду на сушку. Звонок в дверь.

«Неужели все-таки Макс, — подумала она. Но вот странность: как бы она ни выглядела, Макс смотрел не на нее, а — сквозь, будто видел ее другое лицо, духовное, что ли? Лик?.. Очертания, которые видит только он?.. Она как-то даже поеживалась от этого взгляда! Откроет Максу! Надо же и сказать все…

Вовсе не Макс стоял перед ней. Все тот же Казиев и вместе с ним старик достойнейшего вида, в старомодном, но дорогом костюме, с букетом хризантем, Казиев с пакетом, из которого торчало горлышко шампанского…

Старик поклонился ей.

— Простите, я… В таком виде… — забормотала она и обратилась сердито к Казиеву: — Тим, надо же было позвонить!

— Улита, дорогая, — Казиев напористо вошел в квартиру и почти втащил за собой старика, который бормотал, что действительно неловко и… — Ничего страшного! — победно кинул Казиев и начал обихаживать Улиту. — Дорогая, прости, прости! Но дела не терпят отлагательств, а ты, как я слышал, собираешься ехать отдыхать (это он придумал для убедительности прихода). И Степан Семенович тоже…