Ангел из Сетубала

– Да ладно, здесь еще много осталось.

Календарь повертел бутылку в руках.

– Не хватит, так у меня в шкафчике еще одна есть. Начинай.

Он неторопливо разлил коньяк по фужерам.

Я начал свой рассказ с того момента, когда в первый раз увидел Ангела в больничной палате. Потом перешел к изложению перипетий судьбы Перейры, заканчивая его смертью на далеком безымянном острове. Я живописал вдохновенно, интонируя голосом, помогая мимикой и жестами, изображая отдельные эпизоды и характеры. Не знаю, сколько времени длилось мое повествование. Но в любом рассказе есть начало и есть конец. В бутылке оставалось уже совсем немного коньяка, на столе скопилась небольшая горка фантиков, а в пепельнице – пирамидка из окурков.

– Ну что думаешь, Март?

Сентябрев поерзал на стуле, почесал затылок, потеребил нос, прокашлялся, потом разлил остатки коньяка по фужерам. Я терпеливо следил за его манипуляциями.

– Все это, конечно, интересно, Андрюха. Пираты, острова, сокровища, Крест Иоанна Крестителя. Романтика! Но все-таки я думаю, что тебя не долечили, дружище. Так, с виду, ты вроде бы нормальный, но вот здесь…

Он постучал себя пальцем по лбу.

– Глюки остались.

– Да пойми ты, дурья башка! – раскипятился я. – Никаких глюков! Все реально. Просто у меня открылся третий глаз, – и я вижу своего Ангела! Таких случаев сколько угодно было!

– Что ты орешь на меня? – возмутился Март. – Слышу я хорошо.

– Слышишь ты, может быть, и хорошо, но соображаешь плохо.

Календарь нервно крутил в руках зажигалку, изредка щелкая ею, глядя, как вылетает огонек и тут же гаснет.

– Третий глаз, третий глаз. Четвертое ухо, пятый нос, придумает тоже, – бормотал он. – А он сейчас здесь? – неожиданно спросил Март.

– Кто? – не понял я.

– Кто, кто? Конь в пальто! Ангел твой.

– Вот придурок! – возмутился Перейра, стоявший рядом с нами.

Он с силой рубанул рукой по столу. Горку золотых фантиков словно ветром сдуло со столешницы.

– Ни хрена себе! Что это было?

Март уставился на разбросанные по полу бумажки вытаращенными глазами.

– Полтергейст! Точно. Полтергейст. У меня в доме завелся Барабашка!

– Дикий ты человек, Сентябрев. Туземец! Придумает Барабашку какого-то.

Я собрал фантики с пола и положил их на стол.

– Ну ты такой умный. Объясни.

– Что тут объяснять? И так понятно. Обидел ты моего ангела своею тупой недоверчивостью.

– Ладно заливать, Андрюха.

Он встал со стула и подошел к шкафчику. Вынув из него еще одну бутылку коньяка, он вернулся на место.

– Я понял! – радостно воскликнул Сентябрев. – Ты просто сам сдул эти бумажки на пол, когда я замешкался.

– Соображаешь, что говоришь? Мы сидим друг против друга, так?

– Так, – кивнул Март.

– Если я сейчас дуну, куда полетят фантики?

– Ко мне.

Он почесал затылок.

– А они полетели?

– Туда. Налево.

– Молодец, соображаешь.

– Этого не может быть. Здесь какой-то подвох. Фокус. А можешь повторить?

– Легко.

– Только ты отойди подальше от стола. Или лучше вообще выйди из кухни.

Я пожал плечами и вышел, наблюдая за происходящим через стекло кухонной двери.

Сентябрев поправил стопку оберток и сел на свое место. Перейра, стоявший рядом, резко крутанул рукой, – и обертки в мгновенье ока снова оказались на полу, подпрыгивая и раскатываясь в разные стороны. Он еще рубанул рукой по столу, и вслед за фантиками полетели на пол окурки.

Сентябрев был в ступоре. Он сидел с вытаращенными глазами и открытым ртом.

Перейра, довольный произведенным эффектом, отошел к окну и застыл в своей любимой позе памятника, сложив руки на груди.

Я вошел в кухню.

– Ну что, убедился? – торжествующе произнес я.

Календарь молчал, тупо глядя в одну точку.

Я собрал с пола бумажки и положил их на стол, окурки отправил назад в пепельницу.

– Там еще пепел остался на полу.

– Некультурный у тебя ангел, – оглядываясь по сторонам, произнес он. – Бумажки с окурками разбросал. Пепел.

– Ты пылесосом пепел собери.

– Я пылесосил уже сегодня перед приходом Анжелики. Что, я два раза в день должен пылесосить? Ходят тут всякие, мусорят, а я должен пылесосить. Давай лучше дерябнем по пять капель, чтобы у меня мозги на место встали.

Он откупорил бутылку и разлил коньяк по фужерам.

– Погоди, Андрюха, жрать хочешь?

– Нет, я дома маминого борща и фаршированных перцев натрескался. Не хочу я твоей яичницы с сосисками, – ответил я.

– Жаль, – протянул Март. – А то я для Энжи ужин из ресторана заказал. Лобстера и пару салатов. Десерт. В гостиной стол сервирован.

– Лобстера? – плотоядно выдохнул я. – Тащи его сюда и салатики не забудь. Десерт можешь оставить себе.

Минут через сорок мы прикончили ужин Дон Жуана местного калибра, помыли посуду и сидели за кухонным столом, переваривая лобстера и прочую ресторанную снедь.

Я потянулся к пачке сигарет.

– Стой. Не бери эту гадость.

Сентябрев метнулся к заветному шкафчику и с видом провинциального фокусника извлек из него светло-коричневую коробку.

– Пользуйся моей добротой. Кури хорошее.

Я взглянул на этикетку и присвистнул от удивления.

– «Гавана клуб». Это же настоящие кубинские сигары!

– А то! Другого не держим, – довольно произнес Календарь.

– Красиво живешь, Мартуха!

Мы закурили. Март разлил по фужерам коньяка.