Ангел ходит голым

— Откуда же ревность? Вы моложе её, свежей, привлекательней…

— Вот! А я ему что говорила!

— Говорили?

— Не-ет, в смысле… Он же сам всё видел!

— Или не видел?

— Или не видел! Она три года уже как закончила — он к ней ездил, ездил.

— К ней — куда?

— Не знаю. Сначала в крематорий. Проекты совместные, фото для обложек. Так говорил. Платила, правда, хорошо.

— Она — ему. Правильно вас поняла?

— Ну, не он же ей! А когда уже у неё Издательский дом стал, приходит весь такой: «Авторский альбом! Бензин ваш — идеи наши! Готова финансировать!» Так я и поверила про альбом!

— Но альбом — вот он.

— Разве в нём дело?! В ней!

— Она с ним никогда не ругалась, не так ли? Вы же — постоянно. С ваших же слов.

— Я, называется, ругалась?! Ещё скажите, чуть замуж не вышла — из-за него!

— Кстати?

— Французский армянин, миллионер. Предложение сделал, кольцо с брильянтом подарил. Вот смотрите!

— Красиво. Стразы?

— Вот! А он даже не различает! Какой миллионер, какие брильянты! Я такая странная-оригинальная, назло придумала! Типа Азнавур, Жан Татлян. Поверил, но как отреагировал?! «Здравствуй, красивая женщина! К сожалению, без пяти минут замужем!» Убью, думаю!

— То есть вы сейчас чистосердечно признаётесь…

— Что сейчас сказала?

— Убью, думаю. Задумала — убила.

— Э! Женщина! Так не скажи! Я так не сказала! Всё время ругались, да. Нет. Я его ругала… И только когда он лежал в гробу, весь — синий шевиот, я поняла, дура такая, как я его любила! И ты говоришь: убила! Ещё так скажешь — тебя убью!

Иветта Шакарян. Странная-оригинальная. Но не при делах. Хотя… Девственница, Ѣ!

* * *

Насыщенное общение. Не последнее. Но — передышку.

Выстроить последовательно, что и как было.

Лилит Даниялова появляется в аудитории на исходе фуршета. Публично вручает Льву Воркулю фотоальбом и дорогой коньяк. Покидает аудиторию.

Лев Воркуль с тем дорогим коньяком с места в карьер — за ней следом.

Иветта Шакарян не с места в карьер, через какое-то, но — за ним следом.

Оба охранника (структура «Цепь») внизу свидетельствуют. Мужик пытался тётку тормознуть. То ли заискивал, то ли грозил. Чёрт разберёт. Не вслушивались. Обрывки: пожалеешь потом, неприятности — не то слово, пожалей хоть меня, в студию… Она ему: весело с тобой… было. Вышла, села в «мини-купер», уехала. Так и застыл с бутылкой в обнимку. Спускается ещё эта, активная такая. Он ей: тебе-то что надо от меня?! Она ему: «думала, вы насовсем ушли, чеки хотела отдать для отчёта». Он ей: «чеки засунь себе… душно… посижу в садике — вернусь… скажи там всем… ещё горячее…» Она ему: «можно, я с вами? Ну или так…»

Оба, Лев Воркуль с Иветтой Шакарян, следуют в Румянцевский садик. (Камеры наблюдения — до известного предела). Нева, свежо. На скамеечке он демонстративно вскрывает бутылку, отхлёбывает. Ей демонстративно не предлагает: очень близкая мне дама — не ты! Ещё отхлёбывает. И ещё. Посидели в безмолвии. Погнал её обратно: успокой гостей, вернусь минут через двадцать. Это немое собачье сочувствие! И без тебя тошно.

Через двадцать минут не вернулся. Через сорок минут не вернулся. И через час. Гости не обеспокоились. Любое торжество, где виновник уже постольку-поскольку.

Обеспокоилась Иветта Шакарян. Обещал: через двадцать минут! Пойти напомнить! Он в Румянцевском садике — на скамечке, развалясь. Бутылка початая — тут же, на скамеечке. Лицо строгое, значительное. Мёртв.

Сердце?

* * *

Весёлые истерики: да ладно вам, паникёры!

Переполохи: что, правда, что ли?!

Бытовые хлопоты: хоть вызовет хоть кто-нибудь хоть кого-нибудь?!

Злые языки: всё-таки умер не хуры-мухры, а как-никак с диссером!

Досада: такой день испортил, гад!

Сердце, да?

* * *

Hennesy V.S.O.P. 0, 7 л.

Была ли запечатана? Перед тем как её открыл потерпевший?

Гости в аудитории подтвердят. Не слепые! Охранники от «Цепи» — тоже. Мельком, но глаз намётан. Иветта Шакарян — тоже. При ней открывал, ногтём пластиковый колпачок царапал, сдирал, пыхтел.

Та-ак. Исходим из самого что ни на есть. Отвергнутая Иветта Шакарян (убью, думаю!) подсыпает в откупоренный при ней коньяк…

Бред. Чисто механически никак — потерпевший не выпускает бутылку из рук и ей не предлагает. Если даже не чисто механически. Чисто логически — нонсенс.

Почему? Ведь: убью, думаю!

Вам, мужикам, не понять. Чисто женское.

Пока — бутылочку на экспертизу. Содержимое. Вот ещё что! Пробочку — внимательно. Нет ли там укольчиков?

Э-э?

В Саулескалнсе — турбаза под Краславой — бармен, Алекс Борун. На чём, Саш, навариваешься, разбавляешь? Обижаете, говорит, честь заведения! Шприцом прокалываю пробки в непочатых бутылках и откачиваю по пятьдесят граммов. Схема понятна. Так вот, эксперты, пробочку — внимательно. Если можно откачать — можно и вкачать.

Мысль интересная! Но пробка — она такая… пробка!

Потому и просьба: внимательно!

* * *

Мы тоже самым естественным образом вкрались. Чуть, слегка, по касательной. Всё же Лев Давидович ещё и Роджер. С его внезапным уходом ниточки оборвались. Не ахти важные, но обидно. За них бы дёргать и дёргать.