Внизу противник делает новую попытку прорваться в коридор. Пули щербят стену вокруг лестницы, с визгом рикошетят от железных перил. КОП шлет предупреждение и без паузы бьет из пушки вниз за угол. Сергей едва успевает присесть, как дымный язык выхлопа размазывается по стене. Плазменный разрыв поднимает температуру подвального коридора до нескольких тысяч градусов. Прикольный спецэффект. Горит все. Вспыхивает и разлетается белыми брызгами расплавленный бетон, скручиваются в черную стружку напольные плиты. Горит самый воздух. Волна огня выхлестывает из-за угла, клубясь несется вверх. Не доходит до площадки каких-то пару метров. Покрытие брони потрескивает от жара. Трещат наколенники, обжигая колени через мокрые прокладки. По крайней мере, теперь минут десять снизу им никто не грозит.
Классное кино. Господи, когда же, наконец, антракт? Сил нет, как отлить охота!
«Когда тебя совсем прижало, и ты не знаешь, что делать – делай хоть что-нибудь» всплывает в памяти очередное изречение штаб-сержанта Кнута.
Сергей принимает решение.
Триста двадцатый раскручивает ротор, короткой очередью размалывает дверь в труху. Веером выпускает в проем несколько гранат, шагает вперед и выпускает по широкой дуге шипящую огненную струю.
Гул и треск пламени, многоголосый визг горящих заживо зверьков.
– Здесь Заноза, не стрелять! – кричит Сергей в ларингофон, укрываясь за широкой спиной КОПа.
Триста двадцатый впереди мелко переступает по реке чадного пламени, жадно лижущей замусоренный искусственный паркет холла, лупит из пулемета куда-то в дальний угол, скрывается за выщербленной колонной.
«Чтоб я без тебя делал, страхолюдина», – думает Сергей.
Короткий доклад спускает его с небес.
– Я КОП-320, противник в здании уничтожен. Расход патронов для пулемета – девяносто процентов. Расход снарядов – пятьдесят процентов. Наблюдаю противника в восточном направлении – пять единиц тяжелой пехоты, удаление от двухсот до трехсот метров, более десяти единиц легкой пехоты, удаление двести метров. В здании напротив наблюдаю две единицы животных незнакомого вида. Существа предварительно классифицированы как опасные для жизни человека.
– Огонь по пехоте. Береги боеприпасы. Приступай.
Гул и треск пламени, обугленные трупы с коленями у подбородков. Триста двадцатый – весь в отметинах от пуль и осколков, ощетиненный дымящимися стволами, похож на ангела смерти. Он бьет скупыми очередями через вывалившуюся переднюю стену, не обращая внимания на щелкающие вокруг него пули. Скрывается в близком разрыве осколочной гранаты – кто-то лупит по нему из подствольника. Делает пару шагов за полуразрушенную стену. Несколько раз добавляет из пушки. Пустой картридж тяжело катится по груде кирпичного мусора. Улица перед домом укрыта слоями черно-белого дыма. Редкие неприцельные пули высекают с колонн каменную крошку. Сергей так свыкся с ними, что уже не обращает внимания.
– Триста двадцатый, ко мне, перезарядка! – Сергей избавляется от картриджа из заплечного мешка. Это – последний. Остается еще запасной для пушки на поясной разгрузке КОПа. Потом – хоть вправду в штыковую.
– Третье отделение, как вы там? Живы? – интересуется Сергей, привалившись спиной к колонне.
Он приоткрывает стекло шлема, с наслаждением глотает теплую воду из фляжки. Ядреный коктейль из пыли, едкого дыма и вони паленого мяса дерет горло. Разглядывает тактическую карту. Или у него броня барахлит, или от взвода едва десяток человек осталось.
– Живы покуда, – отвечает через пролом в потолке Камински. – Эти ублюдки прут напролом, будто у них запасная жизнь в ранце.
Лицо капрала из провала шлема светится белозубой улыбкой. Лихорадочно блестящие глаза разглядывают помойку из трупов и строительного мусора.
– Патронами не поделитесь? – с надеждой вопрошает Сергей.
– Сам собери. Там внизу наших много было, – равнодушно откликается Камински. – Голову береги. Снайперы где-то рядом, «мошки» их в упор не видят.
Сергей, чертыхаясь, пробирается через разгромленный холл, прячась за грудами обожженных кирпичей. Натыкается на чью-то ногу в имперском ботинке. Разгребает каменные обломки в поисках подсумка. Есть. Всего пара магазинов. Одна осколочная граната. Одна дымовая. Кассета для подствольника. Хоть что–то.
Он старательно сдувает пыль с трофеев, распихивает их по подсумкам. С сожалением смотрит на свою густо забитую пылью винтовку. Почистить бы. Не решается, ограничивается поверхностной чисткой. Неуклюже развернувшись на месте, он пускается в обратный путь, к укрытию за остатками стены.
По плечу с размаху бьют тяжелой палкой. Автодоктор мгновенно реагирует, впрыскивая обезболивающее. Неслышный выстрел с улицы почти не различим в шуме очередного челнока.
Сергей замирает на полу, прислушивается к ощущениям. Боли вроде нет. Хотя из-за химии ее так сразу и не различишь. Эйфория боевого коктейля густо бродит в крови, превращая страх и боль в сосредоточенное блаженство. Крови нет. Рука нащупывает здоровенную вмятину в наплечнике. Пуля прошла по касательной. Повезло.