Ангел-хранитель

– В две шеренги становись! – крикнул командир. – А ну прекратили выть! – заорал он на баб. И повторил новобранцам: – Становись!

Петька, все время проводов сдерживавший слезы, не выдержал наконец и с плачем побежал за строем, закричал:

– Батя!

Степан на ходу взял его на руки, не почувствовав тяжести одиннадцатилетнего своего сына.

– Ну, гляди тут. – Ему было неловко от того, что не умеет выразить, что чувствует сейчас. – Мамке помогай. Бывай, сынок.

Лушка догнала новобранцев на Оборотневой пустоши, у баньки.

– Степа! Степа! – закричала она.

Степан обернулся, рванулся к ней.

– Куда? – рявкнул было командир. Но, окинув Лушку взглядом и вспомнив, наверное, семейные проводы в деревне, разрешил: – Ладно, простись. Красивая…

Степан обнял Лушку так, что слезы брызнули у нее из глаз. Да нет, не от силы его объятия они брызнули…

– Степа! Не ходи! – захлебываясь слезами и поцелуями, горячо прошептала она.

– Ну что ты?

Оторвавшись от Лушкиных губ, Степан взглянул ей в глаза и понял, что бойкая его любовь не только страдает, но и страшно сердита.

– Пускай сами воюют! – заявила она. – Не ходи!

– Глупенькая. – Он пригладил ее растрепавшиеся волосы. – А кто ж пойдет?

– Кто хочет!

– Да кто ж воевать хочет? – улыбнулся он. – Не плачь.

– Как не плакать? – всхлипнула она. – Люблю я тебя.

Степан что-то достал из кармана пиджака, протянул Лушке. На его раскрытой ладони лежало то самое кольцо, которое когда-то отдал ему отец, назвав фамильным кондратьевским перстнем.

– Ой! Это что? – удивилась та.

– Тебе. – Степан надел кольцо ей на палец. – Обручальное. Вернусь – всё решу, Луша.

Он поцеловал ее быстро и крепко, оттолкнул и бегом догнал строй. Лушка долго смотрела ему вслед – туда, где три дня назад померещился ей неведомо откуда взявшийся то ли военный, то ли волк, – а потом без памяти упала в траву.

Глава 3

Во дворе Главнауки горел костер. Запах дыма смешивался с острым запахом октябрьских листьев. Женщины выносили из здания папки с документами и швыряли их в огонь. То же самое происходило по всему городу – вся Москва в панике жгла документы, ожидая, что немцы войдут в город в любую минуту.

У кабинета Хопёра собралась такая толпа, что войти к начальнику не представлялось возможным. Кому угодно не представлялось, только не Вере – не обращая внимания на возмущенные крики, она пробилась к двери и, вырываясь из цепких рук, уворачиваясь от тумаков, прорвалась в кабинет.

Хопёр был одет в военную форму, но при его животике, вечно потной лысине и испуганном взгляде выглядел в ней самым пародийным образом.

– Что у тебя? – не здороваясь, сказал он. – Три минуты.

Зазвонил телефон у него на столе. Он снял трубку и тут же положил обратно на рычаг.

– Военный режим? – усмехнулась Вера.

– Не насмешничай! – цыкнул на нее Хопёр.

– Какая уж тут насмешка, – пожала она плечами. – Как будем эвакуировать фонды, Геннадий Петрович?

– Твои фонды?

– Фонды государственного музея-заповедника Ангелово, – жестко произнесла Вера. – Экспонаты подготовлены к эвакуации.

– Ты мне тут не указывай! – взорвался Хопёр. – Сам знаю!

– Так сообщите мне. Чтобы я тоже знала, что вы намерены делать.

– Придет время – сообщим.

– Пришло уже. Немцы вот-вот в Москву войдут.

– Что-о?! – Хопёр побагровел еще больше. – Тебе кто дал право тут… разводить?.. А ты знаешь, что за паникерство в военное время бывает?!

– Знаю я, что в военное время бывает! – заорала в ответ Вера. – На фронт в военное время идут! А кто не на фронте, тот на своем рабочем месте защищает граждан и народное достояние. – И, сузив глаза, потребовала: – Куда и когда будем эвакуировать фонды Ангелова?

Хопёр понял, что объект для крика выбран не тот, и сменил тон.

– Подожди, Вера, а? – почти жалобно попросил он. – Дойдет и до тебя очередь.

– Когда?

– Да откуда я знаю?! – взвизгнул он. – Ну нету у меня грузовиков! И вагонов нету! Не можем мы все вывезти, тем более из Подмосковья! Тут дай бог Третьяковку…

– Понятно.

Вера пошла к выходу из кабинета.

– Делай как знаешь, – уныло произнес ей вслед Хопёр.

Обернувшись у двери, она окинула его презрительным взглядом и сказала спокойным, почти задумчивым, а потому удивительным во всем этом хаосе тоном:

– Зачем вы нам? Откуда вы все взялись на нашу голову?

И вышла, прорываясь сквозь ломящихся в кабинет людей и их крики:

– Геннадий Петрович!.. Вы же знаете, это уникальный архив!.. Ну не жечь же его!

Вера шла по парковой аллее так быстро, что поскользнулась на опавших, схваченных первым морозцем осенних листьях и чуть не упала. Вдалеке слышна была канонада и взрывы.

Надя выбежала ей навстречу на крыльцо.

– Ну что? – спросила она с тревогой.

– Ничего, – бросила Вера.

– Как ничего? – растерянно переспросила Надя.

– Сказано делать как знаем.

– Но как же… – проговорила Надя. – Но куда же мы все денем?.. Вера! Что с коллекцией будет?

– Подумай лучше, что с нами будет! – зло бросила та, входя в особняк.