Ангел-хранитель

– Завтра вернусь.

– Может быть, вам удастся…

– Я помню. – Тень мелькнула по его лицу, но тут же исчезла. – Узнаю о Павле Тимофеевиче все, что смогу.

– Я даже не представляю, куда обращаться, чтобы получить сведения о штарфниках, – виновато проговорила Надя.

– В Главное управление формирования армии. Я записался на прием.

– Спасибо! – просияла она.

– Вы все-таки не сидите долго на улице, – сказал Фамицкий. – И пожалуйста, не поднимайте детей на руки.

Он ушел. Надя вздохнула. Что ж, быть может, он в самом деле сумеет что-нибудь узнать про Пашу. Конечно, сумеет, иначе не стал бы ее обнадеживать.

Дети закряхтели в коляске, заворочались, потом наперебой закричали – Оленька сердито, а Тема жалобно.

– Тише-тише! – Надя принялась качать коляску. – Ну-ну! Оленька! Тема! Ма-ма, ты куда подевалась? Детки голодные!

Увещевания на детей, разумеется, не подействовали. Они кричали все громче, заходились в плаче так, что, казалось, вот-вот должны были задохнуться.

Надя поднялась с лавочки и, толкая коляску перед собой, побрела к особняку. В парке было пусто – шел тихий час. И, как назло, колесо у коляски вдруг заскрипело и перестало крутиться.

– Да что же это! – расстроилась Надя.

Она попыталась подтолкнуть коляску посильнее, но колесо от этого не закрутилось, а хрустнуло и отвалилось. Коляска тяжело осела на бок, Надя попыталась ее удержать, не смогла, коляска перевернулась…

– Боже!

Надя бросилась поднимать орущих благим матом детей. Но стоило ей наклониться, как живот ее пронзила такая острая боль, что она и сама закричала. Через мгновение ее крик перешел в стон, а потом затих.

– Тужься! Изо всех сил теперь! Пошел ребеночек!

Надя вскрикнула и потеряла сознание.

– Ну что ты будешь делать! – с досадой воскликнула врач Анжелика Кирилловна.

– Пульса нет почти, – сказала медсестра.

– Камфару коли, – велела врач. – Должна в сознание прийти, тужиться должна! Погибнет ведь ребенок.

И сильно надавила Наде на живот.

Вера в сильнейшем волнении ходила туда-сюда по коридору под дверью операционной. Точно так, как в тот день, когда привезли Федора, раненного и обожженного…

Она уцепилась за воспоминания о нем, надеясь, что сильное чувство отвлечет ее от мыслей об опасности, грозящей сестре. Как он сказал ей, уезжая: «Не люблю я тебя, Вера. Прости». И попросил, если будет возможность, переслать письмо в Париж… До смерти ей, наверное, не забыть строчек, корежившихся перед нею, когда она жгла листок в пепельнице: «Не знаю, кому все это нужно, кто такое придумал со мной сотворить. А только не прошло ничего, Лида. Констатирую факт. Видно, мне по гроб жизни тебя помнить». И куда она должна была это пересылать? Все равно что на Марс…

Вера тряхнула головой. Не помогали ей воспоминания! Тревога снедала ее. Она подошла к темному окну, прислонилась лбом к стеклу.

– Богородице, дево, радуйся, благословенна ты в женах, и плод чрева твоего… – Слова молитвы звучали так, будто обращены были не к Матери Божьей, а к сестре Наде. Да так оно и было сейчас. – Ну, Фамицкий! – прервав молитву, воскликнула Вера. – Нашел время уехать!

Из операционной вышла молоденькая медсестра. В руках она держала сверток с молчащим младенцем.

– Девочка, – сообщила она, протягивая сверток Вере. – Только мы завернули плохо. Не умеет никто.

– А Надя? Надя как? – не обращая на младенца внимания, в сильнейшей тревоге воскликнула Вера.

– Ну, родила же. Только она без сознания пока.

Чуть не оттолкнув медсестру, Вера бросилась в операционную.

Семен вернулся в Ангелово в самом отвратительном настроении. На фронт его в очередной раз не отпустили, а работать в тыловом госпитале, который все больше напоминает санаторий… Увольте, это не для него.

– Семен Борисович! Наконец-то!

Новый врач Анжелика Кирилловна выбежала ему навстречу прямо на крыльцо.

– Что случилось? – насторожился он.

– У нас такое! С Надеждой Андреевной…

Переменившись в лице, Семен бросился в особняк.

– Роды преждевременные, – говорила, едва за ним поспевая, Анжелика. – Но все было в порядке. Относительно. И вдруг – кровотечение… Мы ничего не смогли сделать.

Вбежав в палату, он сразу увидел только ее лицо – белое, неживое. Рядом кто-то сидел, кто-то что-то говорил…

Семен сел на кровать, взял Надю за руку. Стал считать пульс, но понял, что это бесполезно, и просто сжал ее пальцы. Надя приоткрыла глаза.

– Дышать… тяжело… – прошептала она.

– Кислород! – крикнул Семен. – Что вы стоите?!

– Семен Борисович… я вас ждала…

– Я здесь, Надя.

Он сжал ее руку сильнее. Пальцы были холоднее льда.

– Вы узнали… про Пашу?..

– О господи! – раздался у него за спиной Верин голос.

– Узнал, – сказал Семен. – Он жив.

– Хорошо… Иначе как же наша девочка… Ни матери, ни отца… Вера…

Вера вышла у Семена из-за спины, опустилась на колени перед кроватью.

– Я здесь. С тобой, – проговорила она.

– Как глупо я прожила… – Надин голос прерывался, как паутинка на ветру. – Ты права… Бесталанно…

– Нет! – воскликнула Вера. – Нет! Надя! Милая моя, Наденька, не на-адо!..

Лицо у Семена было мертвее, чем у покойницы.

Глава 11