Ангел Кумус

А Су поснимала все занавески, распугав маленьких паучков, рушник с иконки и покрывало с лежанки и стирала, стирала, стирала на улице в старом корыте, взметая хлопья пены.

Она перерыла одежду Вола, нашла несколько смятых бумажек, и к вечеру, когда он шатаясь вышел по нужде, на крыльце его уже поджидала стройная бутылка водки в отечественном исполнении.

ЭлПэ бессмысленно таращился в мутное утро, поезд стоял уже два часа. Выйдя из вагона в холодную ветреную степь, ЭлПэ узнал, что впереди на дороге взорвали рельсы. Ветер сыпал колючую звонкую крупу, а в купе было тепло. Вера спала, уронив толстую зеленую бутылку на пол. До ближайшего города было пятнадцать километров. ЭлПэ понял, что море очень далеко и бессмысленно. Он вывалил из карманов и из маленькой сумки с длинным ремешком деньги, пересчитал их. Прекрасный бело-голубой город детства с шумом волн, пирожными и рапанами на память бесследно исчезал. ЭлПэ разбудил Веру, Вера сонно моргала, зевала и плохо понимала, чего он хочет. Они постарались надеть на себя как можно больше теплой одежды и вышли из поезда.

Проводник так и не смог точно сказать, в какую сторону ближе до станции, поэтому ЭлПэ и Вера пошли по рельсам в том направлении, куда ехал поезд. Через час пошел сильный снег, в белом мареве мелькнули красные маленькие огоньки переезда.

– Мы с тобой вне пространства, – задыхаясь сказала Вера, – А может быть и вне времени.. Какой дурак рельсы взорвал? Какой сейчас год? Революция уже свершилась? О, видишь, лошадь стоит грустная, с телегой. Давай лошадь купим.

У переезда стояла телега с лошадью, лошадь застыла в хлопьях снега неподвижно, в маленьком светящемся слабым светом оконце красного домика показалось лицо. К ним вышел хмурый мужчина в ушанке и желтой яркой курточке поверх телогрейки, он тоже застыл неподвижно возле лошади.

– Голубчик, – осторожно тронул его ЭлПэ за рукав, – где здесь люди живут? Что тут у вас происходит?

– Так ить война, заложники везде. Вы – заложники?

– Нет. Мы сами по себе.

– Чечены-шакалы рельсы взорвали, я теперь виноват – не углядел, а угляди тут попробуй! Волки – они и есть волки, поди поймай. Ну чего, чаю?

В крошечной станционной будке было жарко натоплено, чай заварили с травой, Вера дрожала, вдыхая засушенное лето чебреца и мяты.

– И откуда же вы к нам?

– Мы с поезда. Из Москвы.

– Далече забрались. А правда, что у вас там в парке чечены атомную бомбу зарыли, теперь всех экуируют?

– Не знаю, – ЭлПэ смотрел, замирая в теплой дреме на догорающее золото поленьев в маленькой приоткрытой печке, – Вера, ты слышала чего?

Вера неопределенно махнула рукой, потом устало прислонилась к плечу ЭлПэ.

– Остановитесь у знакомых кого, или так, бомжуете?

– Нам бы зиму пересидеть тихонько. Не туда мы подались покоя искать…

– От ить! Оно и видно, уставшие вы. Во-он по этой дороге село будет километра через пять, там народу живет поболе нашего, магазин есть. Но и граница рядом. Кладбище. Может, хто вас и приютит.

ЭлПэ и Вера с сожалением вышли в непроглядный снег, посмотрели на белую дорогу. Мимо них вдруг на полном ходу промчался с грохотом танк, дребезжа и завывая, когда перекатывался через рельсы.

– Наверно, – осторожно предположила Вера, – Мы уже в прошлом. Сейчас помчатся тачанки. С пулеметами.

– В принципе, можно предположить, что мы попали в прошлое, я в технике особо не разбираюсь, но как нам найти Су?

– Лев Поликарпович. Дело в том… Не знаю, как вам и сказать. Но с меня штаны спадают, и обувь велика.

ЭлПэ стал на колени, посмотрел на Веру глаза-в-глаза. В серых полушариях ее мира шел снег, еще там стоял крошечный ЭлПэ, разглядывал ее, а сзади маячило желтое пятнышко дорожного рабочего.

– Не бери в голову… – сказал еле слышно ЭлПэ, – во-он я какой… крошечный, – он не отрываясь смотрел ей в глаза, – и ничего, живу!

– Лев Поликарпович, миленький, давай не пойдем в это село, там стреляют, слышишь, пойдем к морю, посмотрим на него, потрогаем!

– Милейший! – закричал ЭлПэ, словно очнувшись, – куда тут идти к морю, не нужно нам кладбище и магазин!

– Щас тепловоз будет, ехайте на нем часа два! – почему-то обрадовавшись закричал мужичонка, показывая рукой в снег.

Су ловила огромные снежинки и превращала их дыханием в капельки на руке. Она стояла, укутавшись в большой шерстяной платок, среди могил, дышала осторожно, сберегая тепло для следующей снежинки и улыбалась.

Вчера один из дорожных рабочих рассказывал, что видел “в точности нашего могильщика”, только потрепанного и с ребенком.

Су подошла к двери засыпанного снегом домика, даже на улице был слышен мощный храп пьяного Вола, она вдохнула в себя предновогодний вечер и показала кукиш в снег, неизвестно кому.

Из деревьев появилась группа людей. Двое мужчин и женщина медленно подошли и остановились возле нее. Молчали. Су прислонилась к перилам и тоже молчала.

Наконец, женщина развязала крест-накрест завязанный платок и вытащила из-за пазухи деньги.

– Второй день, – сказала она тихо. – Буди своего.

– Его разбудишь.. – Су спустилась со ступеньки и взяла деньги. – Ладно, приходите утром.