Агнес заметила ее и развернулась, отбивая первый удар. Лезвие кинжала скользнуло по клинку меча вверх. Отверженка попыталась высвободить оружие, но Агнес стремительно сократила дистанцию и встретила ее ударом кулака в нос. Отобрала меч и добавила по затылку эфесом, отправив женщину в глубокое забытье.
Биск уже спешил назад по ступеням, выхватывая меч. Лилиат, уже входившая в дверной проем наверху, крутанулась обратно.
Как раз в это время стекло, надколотое лбами двух жертв Симеона, разлетелось вдребезги, и в комнату ворвалось чудище. Оно было выше молодого врача, но тощее, как ручка метлы, и сплошь покрыто черной, радужно поблескивающей чешуей. Оно стояло на четырех шипастых ногах и орудовало двумя передними лапами, увенчанными длинными клешнями вроде крабьих. Его голова еще сохраняла уродливое, невозможное человекоподобие – за исключением рта. Вместо обычного разреза губ зияла круглая и бездонная дыра, сплошь усеянная крохотными зубами.
Пронзительно визжа, монстр схватил отверженца, накрыл пастью его плечо, принялся жевать.
– Стены!.. Они лезут по стенам!..
Крик долетел откуда-то снизу. Отверженцы и мушкетеры сообща насели на людоеда. Симеон что есть мочи лупил его телескопом; бронзовая трубка не выдержала, и линзы полетели в разные стороны. Агнес, завладевшая шпагой, наносила укол за уколом, метя в глаза. Анри схватил пистолет, молча протянутый недавней противницей. Они выстрелили разом, причем оба целились в нижние суставы, чтобы ненароком не задеть кого-нибудь из своих.
– Сюда ее! – кричала Лилиат, указывая на Доротею. – Тащите ее сюда!
Отверженец, державший Доротею, выпустил ее, потянувшись за пистолетом. Доротея как раз собралась стащить кинжал у него из-за пояса, когда Биск заломил ей руку за спину и потащил девушку по лестнице вверх. Он почти нес Доротею. Она извивалась и брыкалась, пытаясь освободиться.
Лилиат захлопнула за ними дверь и заперла ее на засов.
Эту комнату тоже наполняли тепло и свет, хотя окна здесь отсутствовали, кроме одного, совсем небольшого. По крайней мере, в стенах. Доротея посмотрела вверх и увидела: крыша, издали казавшаяся медной, на самом деле сделана из какого-то другого материала. Субстанция наверняка была ангельской. Доротея никогда прежде ее не встречала и сочла разновидностью ангельского стекла вроде того, что использовали в Бельхолле, в Ротонде. Свет проницал его, совершенно не встречая препятствия. Доротея ясно видела балки, поддерживавшие кровлю, но между ними, казалось, царила пустота.
Комната представляла собой мастерскую иконотворца в самом совершенном своем воплощении. Четыре верстака и множество стеллажей для красок, бумаги, пачек сусального золота, деревянных, костяных и металлических заготовок, кисточек, инструмента, палочек для размешивания, ножей, резцов и еще всякой всячины, необходимой в художестве.
В самом центре комнаты стоял мольберт, а на нем – икона. Большая, примерно с ладонь Доротеи. Девушка тотчас уловила отдаленное присутствие и удивилась: а где же веяние ошеломляющей мощи, которого следовало бы ожидать?
Ибо то был образ Паллениэля. Громадные семичастные крылья обрамляли фигуру, лишенную внятных черт: сплошное золотое сияние, столь яркое, что причиняло боль глазам. Вот только нимб вместо золотого был серым. Ничего подобного Доротея на иконах никогда еще не видала.
Зато оттенок серого был точно таким же, как у зольной крови чудовищ.
Доротея так увлеклась необыкновенной иконой, что в первое мгновение даже не заметила тело на полу возле мольберта. Иссохший труп лежал на соломенном тюфяке. При жизни он или она принадлежал к жречеству: скелет, обтянутый пожелтевшей кожей, был облачен в истлевшие ризы, а голова, не вполне превратившаяся в голый череп, покоилась в складках откинутого капюшона.
– Подведи ее ближе, – приказала Лилиат, успевшая подбежать к мольберту. Миледи снедала лихорадка взволнованного нетерпения, руки дрожали, глаза так и горели. – Посади ее вот сюда! И чтобы не двигалась!
Место, куда она указывала, находилось как раз возле мертвеца, у самого мольберта. Доротея, беспомощная в сильных руках Биска, тяжело шлепнулась на пол, но у самого Ночного Короля на лице читались трепет и замешательство.
– Что… – начал было он, но счел за лучшее умолкнуть, не договорив.
Лилиат положила одну руку на голову Доротее, второй коснулась иконы – и рассмеялась. Это был смех радости и облегчения. Он странно прозвучал на фоне сдавленных криков, визга, рева, выстрелов и шума рукопашного боя, доносившихся снизу.
– Что вы делаете? – спросила Доротея. Девушка пыталась говорить спокойно, хотя сердце так и молотило в ребра. – Эта икона… она же не окончена… ну, вроде того.
– Она вполне закончена, – сказала Лилиат. И посмотрела сверху вниз на Доротею. – Тебе многое известно. Но, право, все твои знания – такая малость…