Ангел-Маг

Анри посмотрел на Агнес. У той на руке красовалась чистая беленькая повязка. Юноша поднял бровь, улыбаясь. Агнес чуть кивнула ему и повернулась к Симеону. Тот стоял наклонив голову, сдвинув брови, не то чтобы хмурился, лишь напряженно думал о чем-то. Наконец взгляд молодого врача обратился на Доротею. Девушка смотрела на иконы – те красовались на столе, в отличие от монет, оставленных в сундучке.

– Понять не могу, как те два образа…

Она вдруг осеклась, даже чуть вскрикнула – Симеон наступил ей на ногу.

– Прошу прощения, сьёр Имзель?.. – переспросила Францони.

– Да нет, ничего, – пискнула Доротея.

– Ладно, – сказал Сестуро, прежде чем вновь воцарилось тягостное молчание. – Выпивка у нас есть. И, уверен, ее величество нас не осудит за небольшую карточную потеху. Сыграем, что ли, по маленькой? На это вот золотишко? Конечно, потом все вернем…

Нагнувшись, он вытащил из-за ботфорта плоскую металлическую коробочку. Внутри оказалась потрепанная колода.

– Я в игры не играю, – сказала Рошфор. Покинула кресло и не спеша направилась к устью грота. – Пойду-ка исследую тот ход под мостом. Зовите, когда вернутся гонцы.

– Всенепременно, – пообещал вслед ей Сестуро. И повернулся к лейтенанту стражи. – А вы, сьёр?

– Во что сыграем?

– Во что хотите – деньги-то не мои, – сказал Сестуро. – Может, в «троечку»? А, Францони?

Та махнула рукой – дескать, как скажешь – и подлила себе вина.

– Нам бы сюда четвертого…

И гигант-мушкетер повернулся к друзьям. Сперва никто не отозвался, но потом вперед вышел Анри – неохотно, будто влекомый невидимой силой.

– Я играю, – сказал он. – Немножко.

– Так давай же сюда, – сказал Сестуро.

Анри подсел к офицерам. Сестуро сдал каждому игроку по пять карт, лейтенант стражи отсчитала по двенадцать монет из стопок, извлеченных из ларца и громоздившихся на столе. Казалось, ей не хотелось выпускать их из рук. Во всяком случае, считала она очень медленно, буквально лаская пальцами каждый золотой кругляшок.

– Восемь, – бормотала она, выкладывая монеты перед Францони. – Девять… десять…

– А можно еще на иконы посмотреть? – спросила Доротея.

– Пожалуйста, – разрешила Францони и взяла карты. Она излучала такую врожденную властность, что, когда раздался вопрос Доротеи, все посмотрели именно на нее.

Заглянув в доставшиеся карты, мушкетер вздохнула.

– Уверена, что ее величество… а также ее высокопреосвященство по достоинству оценят любые догадки, которые ты выдвинешь. Кстати, не просветишь ли меня заодно, с какой стати ты у кардинала «гостишь»?

– Я продемонстрировала технику иконных набросков. Это быстро, хоть и не очень надежно, – сказала Доротея, вглядываясь в центральную икону.

Поразительно тонкая работа казалась запредельной даже для самого крохотного резца под сильной увеличительной лупой. Вблизи еще и оказалось, что ангел по имени Самхазаэль был явлен в образе женщины, сплошь состоявшей из дыма. Малюсенькие струйки и завитки, не более песчинки, складывались в единое целое.

– Я думала, что стала первой, кому далась подобная техника, но Чалконте явно опередил меня… – продолжала Доротея. – Кардинал, кажется, полагает, что я рано или поздно впаду в ересь и обязательно начну делать статуи… Ах да! Дева Элланды тоже явно занималась набросками. И может, тоже еретичкой была… Хотя я не особенно понимаю, с чего бы кардиналу беспокоиться насчет давно умершей…

– А я, кажется, знаю, в чем дело, – криво улыбнулась лейтенант стражи. – Кардинал все время старается на сей счет разузнать. Нас вот тоже спрашивают все время. Мы ведь чаще прочих с Ночными Трудягами пересекаемся… ну, с отверженцами, которые честно жить не хотят. Профессия, знаете ли…

– Спрашивают? О чем?

– О Деве Элланды! – повысила голос лейтенант. Хмуро оглядела карты, поменяла местами, потом вернула как были. – Многие отверженцы верят, что она должна возродиться… или просто вернуться… и дать им лучшую долю. Она ведь, как вывела их из Истары, пообещала: «Я не брошу вас, ожидайте…» – или что-то вроде того. С тем и исчезла.

– Ну и? – спросил Сестуро.

– Ну и приказано нам бдеть, вдруг какие знаки проявятся, – сказала лейтенант. – А то прозеваем, тут-то отверженцы с ума сойдут или взбунтуются. Правда, бдеть нелегко, никто ведь не знает, каких знаков ждать. Но если кто-то начнет практиковать ту же магию, что некогда Лилиат, вдруг это окажется возрожденная Дева? Понимаете, о чем я?

– Глупость какая! – воскликнула Доротея. – Я – это я, а не какая-то там истарская спасительница, удравшая из могилы… даже если бы такое было возможно! И с ума сходить, как тот же Чалконте, я тоже не собираюсь!

– Я, конечно, вам верю, – сказала лейтенант. – Но спорю на что угодно, что причина, по которой вы оказались в Башне, именно такова. Все дело в Лилиат!

Она хохотнула и вновь переложила карты в руке.

– Нет, это правда смешно, – повторила Доротея сердито. – Я – Доротея Имзель, а не кто-то другой!

– Никто здесь в этом не сомневается, – примирительно проговорила Францони. Положила три карты и сказала: – Ветка, древо да цветок – вот он, троицы итог.