Ангел мой, Вера

Дождавшись возвращения Горяиновых в город, он полетел к ним… и — о удача! — застал Веру Алексеевну, против обыкновения, одну в гостиной. Судьба решительно ему благоприятствовала.

Он сел… Любинька и Сашенька могли войти в любую минуту — в конце концов, их могли нарочно прислать родители, чтобы, самим не вмешиваясь в беседу молодых людей, не оставлять дочь наедине с гостем. Они поговорили о том о сем, о театре, о недавно прочитанных романах. Вера Алексеевна потянулась за книгой, желая показать понравившееся место. Артамон положил руку на подлокотник и словно невзначай слегка поддернул обшлаг, чтобы видны были синеватые буквы — Vera. Вера Алексеевна посмотрела на них, с тревогой перевела взгляд на собеседника…

— Что это?

— А вы не до-га-ды-ва-етесь?.. Это я для вас.

— Зачем вы?..

— А вы как думаете? Чтобы на всю жизнь, Вера Алексеевна. Я хочу ваше имя всегда носить…

— Зачем — на всю жизнь? — негромко спросила она и добавила: — Да ведь это, должно быть, больно…

— И вовсе нет — если об вас думать, ничего не больно. Я всегда вас буду любить… всегда. Как ваше имя буду носить на руке, так хотел бы и вас носить на руках всю жизнь, чтоб вы ножкой не запнулись.

— Надоест, Артамон Захарович, — поддразнила она.

— Что вы… я сейчас совсем серьезно говорю. Я люблю вас. Неужели вы не верите?

Он опустился на колено перед ней, но вышло неловко — он был высок, и их глаза пришлись почти вровень. Тогда Артамон порывисто поднялся, обхватил удивленную Веру Алексеевну за талию, поставил ногами на кресло и с тревожной улыбкой заглянул в лицо снизу вверх, как будто держал в руках что-то особенно дорогое и хрупкое… Вера Алексеевна часто потом вспоминала, что именно так он всегда и смотрел на нее, снизу вверх, словно она стояла на пьедестале.

— Вы согласны быть моей женой? — спросил Артамон.

— Согласна, согласна… — Она вдруг рассмеялась от неожиданности и от счастья. — Пожалуйста, помогите сойти, не дай Бог, кто-нибудь войдет.

Он, враз смутившись, протянул ей руку, и Вера Алексеевна спрыгнула. Не выпуская ее руки, Артамон попросил:

— Повторите, прошу вас… что вы сказали? Только уж не смейтесь.

— Я согласна, — смело произнесла Вера Алексеевна.

Глава 4

Все складывалось как нельзя более благоприятно. В июле, как и говорил добрейший Егор Францевич, Артамону дали ротмистра. Поездка в Тамбов с командиром 5-го кавалерийского корпуса, графом Ламбертом, у которого Артамон служил адъютантом, выдалась приятной и необременительной, погода стояла великолепная, в двадцать четыре года его карьера складывалась блистательным образом, Вера Алексеевна отвечала взаимностью.

Люди «нравственно отличные» попадались ему повсюду в таком количестве, что в какой-то момент он даже усомнился, вправду ли их так много на свете. Впрочем, памятуя завет Никиты, он держался с осторожностью, чересчур широких знакомств не заводил и заговаривал о важном и серьезном, только убедившись наперед в достаточном расположении собеседника. Одним таким знакомством — с полковником Акинфиевым, георгиевским кавалером и безусловно положительным человеком, — Артамон особенно гордился. Акинфиев о порядках в армии высказывался решительно и, на правах отличенного за храбрость, весьма либерально. Он ругал волокиту и чиновников, в своих намеках доходя до имен весьма опасных, но, когда Артамон заговорил о московском обществе, полковник насторожился.

— Это вроде масонов, — успокоил его Артамон. — Соединившись вместе, всё проще бороться со злоупотреблениями, чем порознь. Ну же, решайтесь!

И полковник решился, и его имя первым украсило еще пустую книжку в зеленом переплете, выданную Никитой.

— Однако ж вы уверены, что из этого не выйдет ничего дурного?

— Что же может выйти дурного, если несколько порядочных людей будут на своих местах стремиться к благу Отечества? — искренне удивился Артамон.

Еще один новообращенный, капитан Горин, поинтересовался:

— Каким же образом мне следует на своем месте стремиться к благу Отечества?

— Быть справедливым, не злоупотреблять самому и пресекать злоупотребления в других, — отрапортовал Артамон. — Чего уж проще?

Ему самому было просто и легко как никогда… Даже предстоящий разговор с отцом не пугал и не смущал. Артамону казалось, что достаточно будет известить папеньку о своем решении, и тот немедля расчувствуется и благословит первенца, как благословил дочь Катю, ныне счастливо жившую замужем за Канкриным. Когда Артамон, взяв с нее слово не писать первой отцу, признался, что нашел себе невесту, сестра умиленно ответила: «Я уверена, что девица Горяинова лучше мужа не сыщет».

Так неужели отец отказал бы старшему сыну в праве на счастье? Поддерживаемый этими мыслями — благородный старец обнимает сына, молодая чета склоняется под благословение и так далее, — Артамон ехал в «отпуск для устройства семейных дел» с особенным удовольствием…