— Сначала полиция наша все допрашивала. Про Ниночку все вопросы задавала. А я что могу знать! Хоть и соседями были, но не особо-то она шла на контакт. Никогда ничего ни о себе, ни о дочери своей не рассказывала. Так все… — Светлана Степановна неопределенно поводила в воздухе правой рукой. — Сводилось к местным новостям да покупкам. Не могу я вам ничего рассказать о ней. И не видела я, кто к ней входил и кто выходил. И не слышала ничего. Да и не было криков-то. Я уже говорила нашим полицейским. Не кричала она. Никто из соседей не слышал. Ни этажом ниже, ни этажом выше. Не могу я вам помочь, капитан Валерий. Зря приехали по такой погоде в такую-то даль.
Он минуту смотрел на редкие волосы на ее макушке, потом произнес со вздохом:
— Да я уже понял. Общался с местными полицейскими. Все так. Все верно.
— Ничего верного. Ничего правильного. Ниночку хоронить надо, а некому. Дочка мотается непонятно где. Тут на днях показалось, что кто-то в квартиру к Ниночке зашел. Я обрадовалась. Думала, Инка вернулась. Выскочила на лестничную клетку, дверь толкнула, а она заперта. Я звонила, звонила, никто не открыл. Значит, показалось. Я вообще после этого страшного случая все время вздрагиваю. Все мне что-то кажется. Разное кажется. Страшно…
Они замолчали, одновременно уставившись на огромную сизую лужу, которую дождь взбивал крупными пузырями. Откуда-то из-за угла подул свежий ветер, и Валера поежился. Похолодание передавали, он помнил. Потому и надел теплую рубашку и высокие кроссовки. Но рубашка промокла и совсем не грела. По лопаткам вовсю разгуливали крупные мурашки. Хотелось обратно в машину, включить печку на полную мощность. Согреться, а потом поесть где-нибудь. Не рисовой каши с маслом и сырников с изюмом, такое только на кухне Новикова водилось. Но хоть чего-нибудь горячего. Хоть стакан чая. Хоть черствую булку, разогретую в микроволновке.
— А была бы жена-то, она бы тебе термос в дорожку с чаем горячим дала, — раздался в голове назидательный голос Сереги. — И бутербродов сделала. И салатика настрогала в пластиковый контейнер.
Валера тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Снова глянул на соседку погибшей Нины Витальевны Комаровой. Губы плотно сжаты, руки перед грудью. Она больше ничего ему не скажет. Зря прокатался.
— Скажите, Светлана Степановна, а ее никто не спрашивал? — задал он бесполезный, на его взгляд, вопрос.
Просто, чтобы не молчать. И не глохнуть от грохота дождевых струй о металлический козырек подъезда.
— Кого? Ниночку? Так ее никто и никогда не спрашивал. Жила себе тихо, — нехотя проговорила женщина и снова плотно сомкнула губы.
— Инну — ее дочь. Ее никто не спрашивал? Никто ею не интересовался?
— Нет, — слишком быстро, слишком громко ответила она и повернулась лицом к двери. — Пора мне, простите…
Она повернулась к нему спиной, набрала код, в замке пискнуло, щелкнуло. Светлана Степановна потянула дверь на себя. И тут окно первого этажа, расположенное слева от входа, с треском распахнулось. И через подоконник, не боясь вымокнуть, свесился старик в клетчатой байковой рубахе.
Венчик седых волос торчал нимбом вокруг обширной лысины. Морщинистые щеки в порезах от бритья. В левом ухе слуховой аппарат. Его вытянувшаяся в сторону Светланы Степановны крючковатая рука подрагивала.
— Чего вытаращился, Мишин? Чего тебе надо? — грубо откликнулась Светлана Степановна, уставившись на артритные пальцы, указывающие в ее сторону. — Не спится тебе, старик!
— Ты врешь, — сипло произнес тот.
По его лысине звонко щелкали капли дождя. Голова на худой шее дергалась, бескровные губы ползли в сторону, но он и не подумал укрыться в комнате. И снова повторил:
— Все врешь, Светка!
— Чего я вру?! Чего я вру?! — взвизгнула женщина, выпуская металлическую ручку подъездной двери, та снова закрылась, щелкнув замком. — Сиди уже дома, полоумный! И бабка твоя такая же! Вот не спится вам ни днем, ни ночью!
Дед глубоко втянул впалой грудью воздух и разразился такой отборной бранью в ее адрес, что Валера попятился. Принимать участие в соседских разборках, слушать оскорбительные воспоминания прошлых шальных лет не очень хотелось. Тут, как назло, ветер усилился. И в машину, под струю горячего воздуха из печки, захотелось пуще прежнего.
И он бы точно ушел, не ткни старик пальцем в его сторону.
— Она врет, парень. Все врет! И к Нинке Комаровой она убивцев направила. И журналисту все разболтала.
— Какому журналисту?! Какому журналисту, старый придурок! — с истеричным повизгиванием вскинулась Светлана Степановна и, подскочив ближе, смачно плюнула в сторону распахнутого окна первого этажа.
Рука деда со скрюченными пальцами заметалась в воздухе, как старая высохшая ветка. Он пытался дотянуться до обидчицы. А она, довольная собственной неуязвимостью, сыпала в его адрес проклятиями.
— Так, хватит! — рявкнул Арский, заставив пожилых людей замереть с открытыми ртами. — Хватит устраивать шоу, граждане!