— Не одни, так другие, — оборвала она свои неправильные, неуместные мысли. — Кто быстрее, не знаю. Но это вопрос времени. Вы же понимаете это? Моя участь предрешена. Приговор мне подписан.
— Инна.
Его голос сделался тихим-тихим, руки вдруг легли на ее худенькие плечи, а лоб уткнулся в ее макушку.
— Я не отдам им тебя! — прошептал он. И его дыхание защекотало ее шею. — Я не позволю им тебя у меня отобрать. Ты ни в чем не виновата. Ты жертва обстоятельств! Ты ничего не знала! В органах поймут.
— Я смогу это доказать?
Она выключила газ, прикрыла кастрюльку крышкой, повернулась к нему. Глянула в глаза, сохранившие невероятную ясность и чистоту радужки после стольких лет запоя. И повторила:
— Я смогу доказать? Смогу убедить их, чтобы они меня поняли и простили? Три, дядя Сережа. Три жертвы! Это… Это тянет на пожизненный срок. С учетом отягчающих вину обстоятельств. Вы же были следаком, вы же знаете. Мне никогда не оправдаться. Я даже не очень внятно помню лицо того человека, который забрал мой термос и передал мне тот, в котором, как оказалось, была взрывчатка. Что я скажу?! Что ко мне подошел какой-то дядечка, поменял термосы, попросил поставить сумку под стул впереди сидящей парочке. А когда я спросила: зачем? — он ответил: они знают. Они ждут. Если честно, я подумала…
— Что ты подумала? — в который раз спросил он, заставляя ее повториться, чтобы это засело в мозгу, чтобы не ушло оттуда при перекрестном допросе, если он вдруг случится. — Ну! Что? Только быстро отвечай!
— Я подумала, что это какой-то особенный чай.
— В смысле, особенный? Почему именно чай?
— Так термос открывали потом. Пристав открывал. Кипяток, аж дымился. И пахло травами. Я подумала, может… Может, им передали какие-то препараты запрещенные, растворенные в этом чае. Которые дядя не может сам пронести в зал. На него же там было все внимание. Он какой-то важный был свидетель. Но, правда, сильно нервный. Вот я и подумала.
— То есть ты сразу подумала про наркотики, которыми мог быть разбавлен чай?
— Да, — ответила она, тут же погружаясь в воспоминания. И повторила уже тверже: — Да. Точно. Я сразу подумала про наркотики.
— Почему? Что заставило тебя так подумать?
— Человек, который мне позвонил.
— Что за человек?
Этот разговор у них уже имел место. Но был просто разговором. А сейчас он вел допрос. Как если бы вел его в своем бывшем кабинете.
— Отвечай! Инна!
— Олег… Олег Казаков… — Инна покусала губы. — Когда-то давно мы жили с ним в одном городе. Как-то зависли в ночном клубе. Накануне нашего отъезда на учебу. Веселились. Очень круто было. А потом вдруг маски-шоу. Всем предложили выложить запрещенное на стол. И он сунул мне в задний карман джинсов что-то и велел валить. Сказал, что я беспрепятственно пройду мимо охраны. Меня просто не заметят. Я и прошла.
— Что было в кармане твоих джинсов?
— Какие-то таблетки. Экстази или что-то в этом роде. Не знаю. Никогда не употребляла. Не знаю.
— Что было потом?
Он вел себя как самый жесткий следователь. Выстреливал вопросами, не давая опомниться. Он, как никто, понимал, что если ее возьмут, будет еще хуже.
— Потом я пару раз выполняла какие-то его поручения. Что-то брала, что-то передавала. Не вникала, что именно. Затем я уехала и почти забыла о нем. И вдруг мне звонит одна знакомая девочка и говорит, что его будут судить. Что Казакова и его людей взяли с крупной партией. И что им грозят большие тюремные сроки.
— Что сделала ты?
— Я поехала в свой город. И пошла на суд. И слушала все, что говорили свидетели. Что говорил прокурор, адвокаты, судья. Но сильно меня поразила речь самого Олега. Он будто ко мне обращался. Будто мне советовал быть умнее его и не совершать его ошибок. Не в смысле не совершать преступлений, а в смысле совершать их, но быть изворотливее.
— А вот этого повторять не следует, если тебя спросят, — прервал он ее. — Идем к столу, Инна.
Она вылила кашку в глубокую тарелку, взяла ложку, села напротив него. Он тут же начал есть прямо со сковороды.
— То есть ты подумала про наркотики, потому что тебе позвонил Олег Казаков, который был осужден за это? Правильно я понимаю?
— Абсолютно! Особенно времени не было размышлять. Попросили передать дяде сумку с чаем и бутербродами. Я и передала. То есть поставила прямо под его стул. Но дядя, кажется, даже не ждал никакого подарка. Мелькнула мысль, что это подстава. Что важного свидетеля хотят нейтрализовать. Я нагнулась и тут же получила пинок в бок. Какая-то девка меня пнула. И… И тем самым спасла мне жизнь. Я упала между рядами и быстро поползла. И буквально через мгновение взрыв. Он не был сильным. Но… Но убил троих. Это ужасно! — Инна уронила голову на сложенные на столе руки. Всхлипнула. — На мне четыре жизни! Четыре загубленных жизни! Эти трое и мама. Они все погибли из-за меня. Я виновата. Мне нет прощения.
— Я бы так не сказал, — без особой уверенности произнес Сергей Авдеев.