Ангел мщения

А про себя подумал, что шансов оправдаться у нее почти нет. Они почти нулевые. Сейчас, он предполагал, все силы брошены на то, чтобы по горячим следам раскрыть резонансное преступление. Наверху требуют результатов. Исполнители впечатывают каблуки в землю, пытаясь отыскать хотя бы исполнителя. То есть ее. Когда ее возьмут, то станут так прессовать, так ломать, что шансов оправдаться почти не будет.

Кроме одного.

— Явка?! С повинной?! — Она резко выпрямилась, уставилась на него как на глупца. — Да вы что, дядя Сережа! Вы в своем уме! Я там суток не проживу! Меня убьют!

Спорить было глупо. Ее не оставят в живых. Она наивная неосведомленная исполнительница, которая должна была погибнуть во время взрыва. А она вдруг осталась жива. Это недопустимо. Через нее могут выйти на того, кто отдал ей приказ. А через него на заказчика. Конец цепочке.

— Да, согласен. Шансов выжить там — ноль. Но должен быть! Должен же быть какой-то выход!

— Да. Мне надо найти убийц моей матери и… И наказать их. — Ее губы задрожали. — Не знаю как, но надо их наказать.

— Какая же ты дурочка, Инна! Какая же ты дурочка. — Он тяжело вздохнул, дотянулся до нее через стол, слегка сжал ее острый локоток. — Это преступное сообщество. Уголовники! Как ты собралась бороться с ними? Кулаками? Шансов нет.

— У меня вообще нет шансов, дядя Сережа. — Она глянула на него с благодарностью сквозь слезы, застилавшие глаза. — У меня нет шансов оправдаться. Нет шансов выжить. То, что я здесь, у вас — не спасение. Это лишь отсрочка. И вы лучше меня это понимаете. Вы же умный. А знаете…

Она широко улыбнулась сквозь слезы, и глаза ее заблестели почти счастливо. Хотя губы без конца горестно ежились. А он подумал, что так бывает только в солнечный дождь. Когда с неба льет, а солнце светит. И в непогоду не верится. Как не верилось в страшный конец жизни этой глупой запутавшейся девчонки.

Конечно, бывшие коллеги возразили бы ему. И указали бы на факт подлога при оформлении квартиры в собственность. И на кое-какие преступные шалости по оказанию услуг наркодилерам. На что он бы им ответил:

— А кто без греха? Кто хоть раз в своей жизни не совершал противоправных действий? Кому хоть раз в жизни не удалось скрыть это?

Если за это всех закрывать, то тюрем бы не хватило. Так бы он закончил.

— А знаете, я не боюсь умереть, — закончила она с улыбкой сквозь слезы. — Но очень бы хотелось, умирая, прихватить с собой какую-нибудь сволочь. И вас не подставить хотелось бы тоже. Только пообещайте мне, дядя Сережа, одну вещь. Пообещайте!

— Обещаю, — еле выговорил он.

Вот не думал, не гадал, что такими страданиями наполнится его душа к сорок пятой его годовщине! Страдал, маялся какой-то непонятной любовью к Машке, а оказывается, и представления не имел, что это такое — любовь! Никогда прежде не саднило в горле от переживаний, не болело в груди и не сжималось от жалости. И никогда он прежде не задыхался от восторга, глядя на Машку. А вот на девчонку эту смотрит и задыхается. И петь, невзирая на трагизм ситуации, хочется.

Расскажи кому, скажут — допился!

— Обещайте мне больше никогда не пить, дядя Сережа, — прошептала Инна горестно. — Вот я умру когда, вы больше не пейте. Никогда. Обещаете?

— Девочка! Девочка, ну что ты такое говоришь?!

Он с грохотом уронил ложку на стол, сорвался с места, подлетел к ней, подхватил со стула, прижал к себе. Неправильно, неприлично прижал, как Машка бы охарактеризовала.

— Не смей. Слышишь! Не смей думать о смерти! — шептал он ей на ухо, целуя ее волосы, пахнущие его травяным шампунем. — Мы что-нибудь придумаем. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Мы спасем тебя!

Инна задрала голову, подставила ему рот для поцелуя. Прошептала:

— Вы такой хороший. Я почти влюбилась в вас. Так жалко, что у нас почти не осталось времени.

— Молчи. Молчи. Молчи, — выдыхал он, скользя губами по ее мокрым от слез щекам. — Все получится. У нас все получится.

Не получилось! У них не получилось даже поцеловаться как следует. Зазвонил его мобильный телефон.

— Машка! О господи! Ну чего ей-то нужно от меня?!

Сергей нехотя отстранился, отошел к окну. Телефон лежал на подоконнике.

— Да, Маша, говори.

Он включил разговор на громкую связь. Зачем? Сам не понимал. Может, хотел продемонстрировать этой загнанной в угол девчонке наивысшую степень доверия? Лучше бы он этого не делал, идиот!

— Она у тебя, Кузьмич? — еле слышно прозвучал голос давней подруги, таким он был напуганным. — Только не говори, что они не ошибаются и она у тебя?

— Ты о ком? — с наигранной бравадой отозвался он и даже сделал попытку хохотнуть. — Маша, ты в себе?

— Значит, у тебя. Значит, они не соврали. — Маша заплакала, громко всхлипывая. — Прости меня, Кузьмич! Прости дуру старую! Втянула тебя в скверную историю.

— Слушай, дура старая, ты можешь сопли не лить и нормально высказаться?

У него так все болезненно сжалось внутри. С похмелья так никогда не болело, как теперь. Он боялся смотреть на Инну, застывшую столбиком возле его обеденного стола. Он просто боялся! Потому что Машка просто так слезу не пустит. Не заставить!