Ангел мщения

Глеб скомкал накрахмаленную льняную салфетку. Швырнул ее на тарелку со следами рыбного салата. Пошел к двери.

— А у тебя никто и не спросит, — прошипел ему в спину тесть.

— У меня не спросят, спросят у Тараса. Он взрослый мальчик. — Глеб склонил голову, остановившись возле двери. И повторил задумчиво: — Он взрослый мальчик. У него никого, кроме меня, нет.

— Есть еще я, не забывай. — Альберт Вадимович взял в руки вилку, принялся рассматривать ее зубья на свет. — Я еще достаточно здоров и влиятелен, чтобы требовать опеки над несовершеннолетним внуком. И я все время дома. И я не сплю со своими подчиненными прямо в своем рабочем кабинете.

Старая сволочь! Старая сволочь! Что он себе позволяет? Как он смеет вообще? Как смеет сомневаться в его отцовских чувствах? Как смеет угрожать? Здоров он, влиятелен! Сегодня здоров, а завтра нет. Сегодня влиятелен, а завтра руки никто не подаст. Так бывает…

— А еще бывает, что старики умирают в собственных постелях. Просто по причине внезапной остановки сердца, — выпалил он, поглаживая голую спину Юли между лопатками.

— Ну уж, Глеб. Это как-то слишком, — она заворочалась в его руках, привстала на локте. — Не надо так жестоко.

— В каком смысле? — Он глянул в ее темно-синие, как морская вода, глаза, подергал за прядку волос. — Ты о чем сейчас?

— Я о внезапной кончине твоего тестя, которую ты планируешь.

— Да ты что! — притворно испуганно ахнул он и рассмеялся: — Ничего я не планирую, тьфу-тьфу-тьфу. Но ему за семьдесят, Юля. Не может же он жить вечно. Никто вечно не живет.

— Никто, — ответила она ему осторожной улыбкой. — И никто в здравом уме не отдаст мальчишку старику. Невзирая на его влияние. Прежнее влияние.

— Он и сейчас кое-что может.

— Ой, да брось! — Она скроила комичную мордочку, будто попробовала кислого. — Что он может?

— Гадить, к примеру.

— Гадить он, Глеб, сможет скоро только под себя. Его время ушло. — Она перекатилась с живота на спину, с хрустом потянулась, зевнула. — Так что не бери греха на душу. Не желай ему скорой кончины.

— Да я ничего такого. Просто мысли вслух.

Он с удовольствием рассматривал тело любовницы. Он вдруг понял, что соскучился. И что в ее словах об их общем совместном будущем, после которых между ними повеяло холодком, есть что-то правильное. Действительно, их затянувшиеся тайные отношения должны прийти к логическому завершению. Они должны либо легализовать их, либо расстаться. Расставаться он с ней не хотел.

Это точно.

— Мысли или мечты? — погрозила она ему пальчиком.

— Нет, не мечты. Просто мысли. Просто мысли, — повторил он громким шепотом, привстал на локтях и, склоняясь над ней, спросил: — А ты не хочешь мне рассказать, где провела несколько вечеров минувшей недели, дорогая? Дома тебя не было. Об этом мне совершенно точно известно. Итак, где ты была?

Глава 23

Наверное, ему не следовало этого делать. Он не должен был так подставляться. Снова заставлять жену нервничать. Снова ставить под удар воцарившееся в семье, пускай и мнимое, спокойствие. Но просто сидеть дома, читать умные правильные книги и ждать чего-то он тоже не мог. Ему надо было как-то действовать. Что-то делать. Как-то обезопасить себя, защитить семью.

Хотя метод, избранный им — он понимал, — совершенно никчемен. Но другого у него просто не было.

— Что вы тут делаете, Киселев?

Следователь, который вел его дело, с изумлением уставился на него. Правильнее, он вытаращился на него, будто он заявился в его кабинет голышом.

— У меня к вам дело, Иван Степанович. — Он приложил руку к груди. — На пять минут. Больше не отниму.

— Хорошо, хорошо, говорите, — следователь недовольно сморщился. — Приговором, что ли, недовольны, Киселев? Так поверьте, в данной ситуации, учитывая обстоятельства, вы отделались легким испугом.

— Согласен, — он смиренно улыбнулся. — И я не по своему вопросу, Иван Степанович.

— А по чьему же?

Иван Степанович заметно расслабился.

Честно, этого человека он не ожидал здесь увидеть. Правильнее, совершенно не хотел.

Трагедия семьи Киселевых его сильно задела. И напрямую, и косвенно.

Напрямую — он взял с пострадавшей стороны приличную сумму денег. Но не тогда, когда она являлась пострадавшей, а тогда, когда против той стороны возбуждалось уголовное дело в связи с наездом на младшего Киселева на пешеходном переходе. Дело было скверным, грозило перерасти в грандиозный скандал в благородном семействе Панкратовых. И он взялся все это урегулировать, переговорив с Глебом Панкратовым в приватном месте, без лишних ушей.

Панкратов оказался весьма щедрым в благодарности и накинул даже сверх того, что он запросил. И потом еще добавил, когда Иван Степанович вызвался подыскать подходящего человечка, способного взять вину на себя.

Таким человечком стал его троюродный брат, страдающий неизлечимой болезнью. Он уже несколько раз пытался свести счеты с жизнью, но попытки его неизбежно проваливались по причине боязни страшного греха. К тому же очень уж ему хотелось перед своей кончиной совершить хоть какое-то доброе дело. И он плакал от счастья, когда Иван заключил с ним соглашение. И приговаривал: