Ангел мщения

В самом деле, почему следствие исключает вероятность того, что взрыв был направлен на Панкратову? С чего решили, что взорвать хотели ее брата? Только по той причине, что он являлся важным свидетелем в одном громком деле? Так чего его тогда не охраняли до суда? Почему позволили вольничать и принимать участие в ресторанных разборках?

Нет, что-то тут не то. Как-то кособоко выглядит версия с покушением на важного свидетеля.

Иван Степанович положил пятерню на затылок, слегка нахмурился.

Ну да, да, он и сам поначалу разделял точку зрения коллег, занимавшихся расследованием громкого дела. Но теперь, после того как к нему пожаловал Киселев с неожиданной просьбой, он стал думать несколько иначе. И если из следственного изолятора поступит информация, подтверждающая его подозрения, то он может запросто идти на доклад к начальству. И это будет означать…

Да, это будет означать прорыв в следственных действиях. И все благодаря ему. Это будет означать, что он может быть замечен и впоследствии поощрен.

Да, такое может быть запросто. Но тс-с, пока молчок. Пока нет никаких сведений, подтверждающих его подозрения, надо просто держать язык за зубами. Через два дня состоится свидание Киселева с бывшим сокамерником по следственному изолятору, вот тогда и поглядим, что из всего этого можно вытянуть.

Надо ждать звонка.

Звонок раздался, когда он меньше всего его ждал. Иван, вернувшись домой около восьми вечера, уже успел поужинать, принять душ, забраться под одеяло, прижаться к теплому боку жены. И тут звонок на мобильный. Настойчивый звонок, с номера, которого не было в его справочнике.

Он нехотя выбрался из-под одеяла. Нашарил тапочки, пол был холодным. Вышел из спальни, плотно закрыв за собой дверь. И только тогда ответил:

— Да.

— Иван Степанович, извини, что так поздно. Замотался. А завтра в командировку. Времени совсем не будет. Разбудил?

— Ничего. Нормально.

Он схватил с вешалки куртку, надел прямо на майку и вышел на лоджию. Это было хорошее место. Здесь можно было говорить в полный голос. Жену не разбудить, потому что ничего не было слышно. Он не раз проверял.

— Ну! Не тяни. — Иван Степанович сел в плетеное кресло с наброшенным на него байковым одеялом. Тут же обернул им голые коленки. — Я весь внимание.

— Был сегодня ваш клиент на свиданке.

— Угу, и?

— Я сам контролировал ситуацию и особо не торопил. Пусть, думаю, наговорятся.

— Молодец, — похвалил Иван Степанович и повертел головой в поисках пепельницы.

И тут же спохватился. Он уже год как не курит. И пепельница давно исчезла с лоджии. Вместе с дежурной пачкой сигарет и зажигалкой. И даже запах давно выветрился. Но рука нет-нет да принимается шарить по столику в поисках запретной забавы.

— Так вот, Иван Степанович, разговор-то шел о каком-то деле. Конкретно не оговаривалось, но, думаю, вы в теме.

— Так, стоп, дорогой. Давай мне в лицах и со всеми подробностями. Идет?

Он прихватил пальцами собачку от молнии на куртке и принялся таскать ее вверх-вниз. Хоть чем-то руки занять.

— Идет. В общем, Киселев ваш поздоровался, спросил, передали ли ему передачу. Спросил про носки, печенье, чай. В общем, всякая вежливая ерунда. Тот ответил, что все в порядке, поблагодарил.

— Дальше?

— А дальше начинается самое интересное, Иван Степанович.

— Не томи!

— Ваш Киселев спрашивает, мне кого-то надо поблагодарить? Тот спрашивает: за что? Киселев: за хорошее дело, о котором я даже не просил. Второй отвечает: раз не просил, кого и за что благодарить собрался, брат? Киселев: кто-то сделал то, с чем я не справился. На что, мол, духу не хватило. Второй отвечает: не духу тебе, брат, не хватило, а выдержки и мозгов. И спрашивает: слышал про блюдо, которое лучше есть холодным?

— Это он про месть! — вырвалось у Ивана Степановича, бегунок от молнии в его руках на мгновение замер.

— Так точно. Сомнений нет.

— И что дальше?

— Тот второй говорит: кто-то хорошо остудил. Киселев спрашивает: кто. Тот — не знаю. Киселев снова пристал, кого хоть благодарить должен за помощь такую. А второй отвечает: ты вообще ни при чем. Никто тебе помогать даже не собирался. Тут вообще другая история.

— Да? — Вздох разочарования был таким сильным, что качнул листья бегонии, стоявшей на столике. — Значит, все-таки все было направлено против важного свидетеля.

— Не знаю, Иван Степанович. Разговор потом начался какой-то пустой. Никчемный. Потом про церковь все больше. О книгах церковных. Но вот когда они прощались и Киселев снова начал благодарить своего бывшего сокамерника, тот как будто невзначай обронил: врагов, говорит, не ты один. Видимо…

— Что?!

— Да, точно, так и сказал. Видимо, говорит, врагов — не ты один. Быстро так, почти скороговоркой. Я еле разобрал. И все, и молчок. Но, думаю, Киселев его понял.

— Да, думаю, понял.

— На этом все, Иван Степанович.

— Спасибо, спасибо тебе. Счастливо съездить в командировку. За мной должок.

Простившись, Иван Степанович отключил телефон, сунул его в карман куртки и задумался.