И только встретившись с ним, я понял истинные причины такого отношения. Показательных процессов, исход которых решается состязанием в профессиональном мастерстве между прокурором и адвокатом, над ними никто не устраивал — кому пойдет на пользу, если на них целую вечность пальцем показывать будут? Они наказывают себя сами — по степени осознания собственной вины и глубины нанесенного ущерба. И второй шанс дается только тем, кто находит в себе силы попросить его.
Остальные же… Одним словом, немудрено, что они старательно избегают любых напоминаний о своем прошлом виде деятельности, и расспросы их о ней настойчиво не приветствуются — это все равно, что поинтересоваться у ослепшего в результате травмы, какой у него раньше острота зрения была.
Наверно, именно поэтому мое желание пообщаться с ним было воспринято его нынешними коллегами отнюдь не благосклонно.
— Это опять Вы? — донесся до меня знакомо возмущенный голос, не успел я толком обратиться в восточный, как недавно выяснилось, отдел.
— Здравствуйте, — решил я на этот раз соблюсти все правила приличия.
— Я Вас уже переклю… — рассеянно отозвался он, и вдруг запнулся. — Минуточку, я не слышу вызова от Вашего обычного объекта. Вам, что, кто-то другой понадобился?
— Честно говоря, да, — обрадовался я тому, что разговор так быстро свернул в нужном мне направлении.
— Так потрудитесь хотя бы, — ворчливо, как я и ожидал, заметил он, — сблизиться с ним территориально, чтобы мне не пришлось в сотнях запросов копаться.
— Да я и пытаюсь, — усмехнулся я. — На самом деле, мне нужно поговорить с одним из Ваших сотрудников.
— И что дает Вам основания, — тяжело задышал он, — полагать, что он с радостью бросит все дела для того, чтобы удовлетворить Ваш очередной каприз?
— А это вовсе не каприз, — обиделся я, — и основания у меня довольно серьезные. Мне нужен тот Ваш сотрудник, который в прошлом был моим коллегой.
Молчание длилось так долго, что я даже подумал, что меня просто и бесцеремонно вышвырнули из зоны слышимости. А, нет — похоже, он меня в режим ожидания перевел, чтобы проконсультироваться, сразу ли поступать с любопытной Варварой согласно поговорке или сначала у нее документы, удостоверяющие личность, попросить.
— Кто Вас уполномочил? — снова послышался, наконец, его голос — на сей раз четкий и настороженный.
— Официально — никто, — решил я придерживаться правды, чтобы не тратить время на проверку с заведомо неблагоприятными результатами. — Но я сейчас нахожусь в постоянном контакте с его бывшей подопечной, которая — по каким-то непонятным причинам — вспомнила свою прошлую жизнь, ее окончание и его в ней участие. И эти воспоминания оказывают чрезвычайно негативное воздействие на ее нынешнее поведение.
— Извините, но тогда ею должны целители заниматься, — решительно отрезал мой собеседник.
— Пробовали, — возразил ему я, — она отказалась, а насильно воздействовать никто не решится — слишком ясно она все помнит.
— Тогда я тем более не понимаю, чем он может Вам помочь, — упорствовал он. — Он уже давно от тех дел отошел, и в этой… личности, как я понимаю, уже произошли определенные изменения…
— Так я же об этом и говорю! — перебил его я, плюнув на вежливость. — Корни этих изменений однозначно в ее прошлую жизнь уходят, а она помнит ее исключительно с человеческой точки зрения! Что искажает ее понимание роли хранителя — с чем мне, уж поверьте, каждый день бороться приходится. И меня не простое любопытство гложет — мне нужно полную картину получить, чтобы как-то нивелировать ее неприятие нас, которым она, между прочим, с моей подопечной делится!
Он опять немного помолчал.
— Я не думаю, что он согласится говорить с Вами, — произнес он, наконец.
— А Вы сначала спросите! — разозлился я. — И передайте ему, что сейчас появилась возможность… не исправить, но хотя бы сгладить последствия той трагедии. Хотя бы объяснить ей мотивы его поступков, чтобы она свое неприязненное — по незнанию — отношение к нему на всех остальных его бывших коллег не распространяла. А там уж — как он решит…
И опять мне пришлось долго ждать. С весьма слабой надеждой, по правде говоря. Насколько мне было известно, никто и никогда не задавал потерпевшим поражение хранителям прямых вопросов. Кроме, контрольной комиссии, конечно. Ну, и ладно — в конце концов, нужно оправдывать репутацию склонного к нестандартным действиям оригинала. А если эти на меня нажалуются — отобьюсь. В первый раз, что ли? Скажу, что мои действия были одобрены руководителем отдела внешней защиты (О, выучил, наконец!). Косвенно. Разыскал же мне его Стас для чего-то!
Вдруг до меня донесся совершенно другой голос — ровный, монотонный, с легкой хрипотцой.
— Я Вас слушаю, — безжизненно произнес он.
Я шумно перевел дыхание. Вот и славненько — теперь все от меня зависит. Не отвертится — я в жизни не поверю, что ему на репутацию пусть даже бывших коллег плевать!
— Здравствуйте, — ответил я, собираясь с мыслями. — Постараюсь отнять у Вас как можно меньше времени. Вы не могли бы охарактеризовать Вашу бывшую подопечную?