Ангел на твоём подоконнике

И всё бы было ничего, если бы однажды в поисках еды кот тайком не пробрался в открытую подсобку продуктового магазина и не залез в чёрный пластиковый бак с мороженой рыбой, вертикально стоящая крышка которого, после меткого прыжка воришки, взяла и захлопнулась, что, правда, никак не повлияло на аппетит кота.

Пока рыжее несчастье набивало рыбой своё тощее брюхо, к контейнеру подошёл грузчик, к безмерному удивлению Габриэля оказавшимся никем иным, как незабвенным Нил Семёновичем, который, судя по влажному блеску в глазах, уже накатил пятьдесят грамм «живительного» вместе со своими напарниками.

Не особо церемонясь с содержимым, Семёныч подхватил короб и потащил его на улицу, загрузив в багажник «пирожка», следующего в очередной пункт назначения.

Надо сказать, что интуиция у кота всё же присутствовала, раз он почуял, что «пахнет жареным» и стал биться головой о защёлкнутую крышку. Но было уже поздно. Автомобиль тронулся с места и спустя минуту мчал по широкому шоссе, увозя кота на другой конец города.

Он мяукал так истерично и громко, что водитель, не доехав до нужного места, остановился на полдороге и пошёл проверять, что же происходит.

Непонятно, кто больше испугался больше — мужчина, открывший ходящий ходуном бак, или вылетевший из него пушечным ядром рыжий бандит.

Ошалев от неожиданной свободы, незнакомого окружения и пережитого стресса, кот, не разбирая дороги, бросился прямо под колёса проезжающих мимо машин, и Габриэлю только каким-то непостижимым чудом удалось заставить водителя одной из них резко крутануть руль, чтобы не задавить рыжее одноухое несчастье.

Серебристый автомобиль с визгом вылетел на тротуар и к полному ужасу Габриэля сбил стоящего там парня.

Наверное, и у ангелов бывают чёрные дни. Другого названия произошедшему Габриэль просто не мог подобрать. С какой-то отстранённой заторможенностью, он смотрел на лежащего в изломанной позе Феликса, не понимая, как такое могло произойти, и почему Господь вернул его именно в этот город, к этим людям, и к ней… Память о которой заставляла Габриэля тосковать и грустить.

Над парнем мигом собралась толпа прохожих. Из сбившего его автомобиля выбежал бледный перепуганный мужчина, дрожащими руками набирающий телефон «скорой». Люди шумели, причитали, тревожно переговаривались и только виновник несчастного случая, рыжий одноухий кот, молча сидел на дереве над дорогой, испуганно щуря свой единственный глаз и поджимая облезлый хвост.

Только он и Габриэль видели, что от лежащего на земле тела Феликса отделилась душа и неподвижно застыла на месте, удивлённо оглядываясь по сторонам.

Это была минута невыносимого отчаяния, та самая, о которой когда-то говорила Забава, потому что Габриэль вдруг всем сердцем почувствовал, какую боль ей причинит смерть парня. Ангел не хотел больше видеть её слёзы. Он мечтал ещё хотя бы раз услышать её серебристый смех. И когда, сложив крылья, Габриэль ринулся вниз, туда, где лежал бездыханный Феликс, он думал только о ней, о том, что одинокая и несчастная она днями напролёт будет сидеть у окна, тщетно ожидая, что по парку вот-вот пройдёт тот, кто делает её пусть чуточку, но счастливей.

Миг падения растянулся подобно резине, и Габриэль, удивлённо открыв рот, вдруг увидел себя чьими-то чужими глазами. Ангел-близнец, зависнув над землёй, смотрел на него немного удивлённо и растерянно, пока, взмахнув белыми крыльями, не взмыл в сизое небо, растворившись в нём туманной дымкой.

Сотни разных ощущений внезапно хлынули на Габриэля сплошным потоком. Множество звуков: лязг, гул, шум голосов, сигналы клаксонов, свист ветра — убрать которые падший ангел был больше не в силах. Запахи будоражили, щекотали нос, и Габриэль жадно втягивал их все — терпкие и резкие, морозные и свежие, горькие и сладкие.

— Он пришёл в себя! Он жив! — визгливо заорал кто-то у Габриэля над ухом, поднимая в груди доселе неведомую волну раздражения.

— Молодой человек, не двигайтесь! Сейчас приедет «скорая»!

Чья-то рука ухватилась за его плечо, не позволяя подняться, и Габриэль заторможенно переспросил:

— Человек?!

Вытянув вперёд свою руку, он с удивлением обнаружил вместо тонкой ангельской ладони — грубую, мозолистую, переходящую в широкое жилистое запястье.

Габриэль перевернулся на бок и его чужое, большое и неповоротливое тело прострелила резкая боль. Нет, не душевная, а та самая — настоящая: отвратительная, ноющая, выбивающая слёзы из глаз, заставляющая чувствовать себя настоящей рухлядью. Люди, оказывается, были так хрупки и уязвимы.

Что это?! Что происходит? Он просто хотел вернуть душу Феликса обратно, а получилось, что поменялся с ней местами?

Вой сирены ворвался в затуманенный болью разум Габриэля железным клином, разрывая голову на сотни жалящих и режущих осколков, и только она помешала ему сопротивляться заносящим его в машину скорой помощи врачам, утверждающим, что у него посттравматический шок и ему надо в больницу.

Нет, Габриэлю нужно было совершенно в другое место: пройти пятьсот шагов через парк и посмотреть в окно на четвёртом этаже расположенного напротив дома.