Ангел-наблюдатель (СИ)

А вот осенью, где-то ближе к каникулам, я вдруг почувствовал в Игоре какое-то тщательно скрываемое возбуждение. Причем, не радостное, а острое, яростное, как будто в кулак собранное. Я даже подумал, что наблюдатель в отсутствие оснований для очередной кляузы провоцировать его начал, но взъерошенным и ощетинившимся он оказывался после школы, а дома как будто немного успокаивался. Вспыхнувшая у меня было надежда, что Дарина от него, наконец, отвязалась, также мгновенно угасла — все вечера он просиживал на связи с ней. Почему-то по телефону — я только и успевал счет ему пополнять.

Татьяна снова места себе не могла найти, но на разговор Игорь не шел. Даже мне ничего не удалось от него добиться. Стоило мне зайти к нему в комнату и спросить о чем-то — о чем угодно, лишь бы шанс появился в мысли ему заглянуть — как он весь подбирался, отвечал коротко и односложно, а в сознании его словно в бурный океан с десяток бочек растительного масла плеснули. Тишь да гладь, а что под ней творится, можно только догадываться. Он даже физически как-то замирал, пристально глядя на меня чуть прищуренными глазами — в явном ожидании, когда я от него отстану.

Слава Богу, хоть недолго это давление в подводных глубинах копилось. Поскольку выплеснулось оно таким гейзером, который даже меня с ног сбил. Когда однажды вечером, без всякого предисловия, Игорь спросил нас с Татьяной, отец ли Тоша Дарине, мы с ней — мгновенно и не сговариваясь — с одинаковой надеждой воззрились друг на друга. Прочитав по ее лицу, что это как раз один из тех редких случаев, когда она всецело и безоговорочно признает мою ведущую роль, я открыл рот…

… и понял, что просто не могу произнести ни слова. «Нет» наружу из сознания не выталкивалось по дурацкой привычке всегда и во всем прикрывать этого мстительного недоучку, «Да» вообще в горле застряло, в ужасе лепеча под пристальным взглядом Игоря, что до мозга никак не успеет докарабкаться. Прокашлявшись, я снова глянул на Татьяну. С отчаянием.

— Игорь, — медленно произнесла она, взглядом пообещав мне еще один жаркий семейный совет, — ты задал нам вопрос, который касается очень личной стороны жизни наших друзей. Говорить о ней… у них за спиной… мы просто не в праве. Я думаю, что Дарине лучше спросить об этом самого Тошу.

— Я понял, — помолчав мгновенье, кивнул Игорь, и вышел из гостиной.

Я еле дожил до того момента, когда он спать уляжется. И не успел я толком рассказать Тоше, что случилось, как выяснилось, что Дарина уже спрашивала о том же Марину. Той, разумеется и в голову не пришло подождать, пока дети заснут, чтобы не осложнять и так уже неловкую ситуацию, но вот с какой стати Дарина подобные разговоры с практически посторонними людьми завела, хотел бы я знать! Мне очень хотелось обратить Тошино внимание на то, до какой степени он разбаловал девчонку — но у него был такой голос, что у меня как-то язык не повернулся.

Не оставалось у него больше никакого выхода, кроме как рассказать Дарине правду. Я ждал, что он позвонит, поинтересуется, совета спросит у специалиста, как подступиться к больной теме, как построить разговор, чтобы как можно меньший психологический ущерб ребенку нанести. Напрасно надеялся — даже в таком жизненно важном вопросе не смог он пересилить свое дурацкое упрямство и пошел, судя по всему, напролом там, где требовалось каждый шаг выверять и просчитывать. Ну, и насобирал, естественно, по пути все возможные шишки и ссадины — несколько дней на него просто страшно смотреть было.

На Дарину, признаюсь, тоже. В первый же день, когда я забрал их с Игорем и Аленку из школы, в голове у меня неожиданно возникла довольно неприятная ассоциация — также выглядела Марина в больнице, сразу после своей аварии. Как будто у пантеры зубы и когти вырвали — с виду все та же, а сама знает, что никакой опасливой осторожности больше не вызывает, и другие на нее с покровительственной жалостью смотрят. Так и Дарина словно свернула с тугой клубочек всю свою обычно бьющую мне по нервам энергичность и превратилась в красивую механическую куклу, которая руками-ногами шевелит и глазами хлопает, пока завод не кончится.

Совсем некстати пришло мне в голову сравнение с Мариной. Так же, как и тогда, не смог я устоять в стороне — как-то неправильно, чтобы человек своей сущности лишился, даже если эта сущность мне костью поперек горла стоит — так и в этот раз я понял, что нужно срочно исправлять явно разрушительные последствия Тошиного дилетантства. Нетрудно догадаться, кому.

Но вскоре я заметил, что эту задачу взял на себя Игорь и, более того, прекрасно с ней справляется. И во взгляде его, и в мыслях вдруг пропала уже ставшая привычной в последнее время отстраненность, сменившаяся уверенной целеустремленностью, даже напористостью хорошего доктора, который каждую болезнь воспринимает личным вызовом и одного разговора с которым пациенту достаточно, чтобы уверовать в действенность предложенного метода лечения.