Ангел от Кутюр

Наблюдая за Настей, де Бельмонт внезапно понял, в чём разница между ним и его спутницей. Она умела радоваться просто так, увеличивая всё хорошее, попавшее ей на пути, до вселенского масштаба. Она радовалась не результатам, не сбывшимся мечтам, а просто так, без особой причины, и радость её была порой безудержной, как у щенка, увидевшего после нескольких часов разлуки своих хозяев и начинавшего подпрыгивать, восторженно лаять, вертеться. Де Бельмонту такое было уже не под силу. Бурные эмоции давно не переполняли его и не хлестали через край. Он помнил себя юным и видел огромную разницу между тем Жан-Пьером, которым был когда-то, и нынешним де Бельмонтом. Ему и хотелось бы так же восторгаться жизнью, ходить вприпрыжку, размахивать руками, потому что надо куда-то деть накопившуюся энергию, но организм вёл себя иначе. Красота окружающего мира приникала в Жан-Пьера спокойно, без сокрушительных ударов, без последующих головокружений. Только Настя, её глаза, тело, голос, присутствие, только она вызывала в нём сильнцые эмоции.

– До чего странный город, – оторвала его от размышлений Настя.

– Когда я приезжаю сюда, меня не покидает ощущение, что Венеция – не настоящий город, а построенная для туристов декорация. Здесь идёт своя жизнь, но мне кажется, что её здесь нет, что есть только её видимость, что она изображается, как на театральной сцене, специально для зрителей.

Да, понимаю тебя. И согласна. Но ведь на самом деле это не так. Вон смотри, как целуются те двое на гондоле, а человек играет для них на гармошке.

– Они не настоящие, это спектакль для нас, – засмеялся де Бельмонт.

Он водил Настю по улочкам и обращал её внимание на тишину и звук шагов в этой тишине.

– Нигде нет такой атмосферы, нигде нет такой тишины. В каждом городе тишина своя, если она, конечно, есть. Бывают города, где круглые сутки царит шум. Здесь тишина исключительная, здесь нет ночной жизни. Только случайны шаги заблудившихся туристов.

Сгущался вечер. Огромный многопалубный паром медленно выворачивал из лагуны. Заходящее солнце окрасило его белый борт в розовый цвет и золотыми вспышками играло на стёклах ресторанов. Де Бельмонт свернул с набережной Джудекки и повёл Настю вдоль узкого канала. Несколько моторных лодок негромко постукивали друг о друга, привязанные к металлическим кольцам на облупившейся кирпичной стене. Висевшее на просушке бельё на растянутых поперёк улочек верёвках, лениво покачивалось на лёгком ветру. Одинокая дама в мягкой широкополой шляпе прогуливалась, поглядывая в витрины закрывшихся магазинов. Возле её ног бегала крохотная собачонка с бантиком на голове. Дама ушла за угол, а собачка, дрожа на тонких ножках, остановилась на краю мокрого тротуара, принюхиваясь к чему-то. Набежавшая от прошедшего по каналу катера волна выплеснулась на бортик и сбила с ног зазевавшуюся моську. Та упала и вместе с водой соскользнула вниз.

– Ой! Она же не выберется! – воскликнула Настя.

Секунд пятнадцать де Бельмонт смотрел то на барахтавшееся в волнах существо с обмякшим бантиком, то на угол дома, за которым скрылась дама в шляпе, затем подбежал к краю набережной, опустился на колени и, с трудом дотянувшись до собачонки, ухватил её за ухо и выбросил на берег. Моська отряхнулась, разбрасывая вокруг себя брызги, и побежала, цокая когтями и оставляя мокрый след, догонять свою хозяйку.

– Вот и всё, – улыбнулся де Бельмонт. – Ни слова благодарности. Она даже не поняла, что это могли быть её последние минуты.

– Как ты ловко успел вытащить её! – поцеловала его Настя.

– Незнакомое состояние, – со смешком ответил он. – Этакая значимость внутри появилась. Совершил геройский поступок… А ведь хозяйка её даже не догадывается, что могла остаться без своего четвероногого дружочка, будет думать, что кто-то облил её шавку, нахулиганил… Забавно…

– Как тихо, – прислушалась Настя.

– Этот город сотворён, чтобы люди могли наслаждаться тишиной.

Де Бельмонт обнял девушку. Она прильнула щекой к нему.

– Здесь так тихо, что слышно биение твоего сердца…

В ту ночь они занимались любовью с особой нежностью. Кипевшая страсть будто отхлынула, оставив им мягкость поцелуев и неторопливость движений. Луна холодно светила в распахнутое окно, слышался плеск воды.

– Почему так хорошо с тобой? – произнесла Настя, облёгчённо вздохнув, когда де Бельмонт отодвинулся от неё.

Он пытался разглядеть её глаза. Они сверкали и в ночном свете смотрелись совсем не так, как днём. Было в них что-то обманчивое, что-то ненастоящее, что-то выдуманное.

«Я начинаю мыслить чужими для меня категориями», – подумал де Бельмонт и натянул на себя простыню.

– А с кем тебе не хорошо? Бывало такое? – полюбопытствовал он и тут же пожалел об этом, решив, что Настя заподозрит его в ревности.

– Ну, знаешь, разное бывает настроение… Бывало у меня… – её голос оборвался. Она зашуршала простынёй и повернулась на бок, почти прислонив лицо к лицу Жан-Пьера. – Только не думай, что у меня было много мужчин… Однажды мне стал интересен один парень.

– Француз?