Ангел сердца

Я смотрела на него и чувствовала, как по моим щекам начинают течь слезы. Я не была там в этот опасный момент, но даже сейчас, находясь в безопасности и представляя эту картину в своем воображении, мне становилось жутко. А Дима, семнадцатилетний парень, который имеет стальной характер и неугасимую веру в справедливость, пережил это. Можно ли оставаться счастливым и по-юношески безмятежным, когда за твоими плечами такие воспоминания? И ради чего это всё? Многочисленные жертвы, искалеченные судьбы, мучительные страдания… Этот список можно пополнять до бесконечности.

– Миша первым сообразил, в чем дело. Он схватил меня за горло, подставив дуло к виску и прошипел: «Если ты сейчас же не прикажешь своим остановить огонь, можешь прощаться с жизнью». Я не ожидал от него такой прыти, но на интуитивном уровне чувствовал – он не блефует. Он и правда убьет меня. И в этот момент я окончательно признал то, во что отказывался верить – мой брат одержимый. И если изначально я планировал попытаться переубедить его, попытаться доказать, что эта идея ничего не стоит, то теперь понял, что подобные разговоры ни к чему не приведут. Я только разозлю его ещё больше. И он выстрелит. Миша так и не понял, что его идея оказалась мыльным пузырем. Он всегда твердил, что делал это не для себя – действовал во имя великой революционной идеи народного счастья и справедливости. Мне жаль, что я не смог доказать ему обратного. Но тогда на это не было времени.

– Стреляй. И тогда вы ничего не добьетесь, – произнес Дима, отважно глядя в глаза своего брата.

Я четко представила, как звучал в ту минуту его голос. Твердо, уверенно, каким он всегда говорил, не поддаваясь глядящей в глаза опасности. Я не сомневалась, что и в тот момент он не спасовал, зная, что его судьба находится как никогда близко к пропасти, разделяющей жизнь и смерть. Но даже тогда он оставался верным себе. Он – парень со стальным стержнем внутри, который до последнего будет сохранять ясность мышления и внутреннюю целеустремленность. И его называли предателем? Нет. Он самый надежный из тех людей, что когда-либо мне встречались.

– Я не знаю, может быть, он и правда бы выстрелил, но чья-то пуля задела его, и он упал. В первую секунду после того, как его хватка ослабела, я не мог понять, что произошло, а потом увидел его безжизненный взгляд…

Дима в очередной раз прервался и я, повинуясь безотчетному порыву, прильнула к нему и обняла за шею. Моя голова касалась его щеки, я гладила рукой его мягкие волосы и мысленно пыталась передать ему то, что твердила сейчас про себя: «Всё будет хорошо». Это самая банальная фраза, которую можно произнести в данной ситуации, но даже её я не осмелилась произнести вслух. Мне просто хотелось защитить его и хоть чуть-чуть успокоить, как это делал он всё то время, что мы провели вместе в жутком положении и абсолютном неведении. Иногда и героям нужна поддержка и помощь.

Лишь через десять минут Дима заговорил снова. Он отрывисто рассказал мне, как штабский, который сам принимал участие в боевых действиях, помог ему выбраться из эпицентра обстрела. О том, как через жуткие полчаса, пока он сидел с несколькими ранеными в окопе, абсолютно не осознавая, где грань между реальностью и небытием, штабский вернулся и с ликованием провозгласил о разгроме войск противника. Всё это осталось для Димы чем-то нереально далеким, покрытой дымкой тумана.

Потом их доставили в Заморск, обследовали в медицинском центре, оказали помощь, накололи антибиотиками и успокаивающими средствами.

Лекарство не усмиряет, а лишь усыпляет на время. Я понимала его, как никто другой. Боль никуда не уходит. Она лишь притупляется и долго – возможно, целую вечность, – будет держать в своих когтях. Я знала, что все его мысли – о брате, и не смела просить ни о чем. Я истосковалась по нему, я пережила целый месяц в неведении и жутком страхе, но теперь Дима здесь, и я могла его обнять. Мои родные живы и снова со мной. А вот его жизнь разрушена под основание.

Его брат убит, и я знала, что он корит себя за это. Его мать находится в больнице, потому что состояние женщины, узнавшей о гибели своего сына, не поддается никакому описанию. Когда все твои мысли о том, что вот он был, твой сын – здоровый, сильный, крепкий – рядом с тобой, а теперь его тело обездвижено и сердце никогда не забьется… Когда ты проходишь все стадии психологической защиты, которые призваны стабилизировать наше состояние, а на самом деле ничуть не помогают. Когда ты отрицаешь свершившийся факт, пытаешься замаскировать свое собственное сознание, но случившееся после этого всё равно остается в виде нелепой, неизменимой данности… Когда у тебя в голове вертится сотня, если не тысяча вопросов, ответа на которые теперь никогда не будет… Вот что переживает эта женщина – мать, потерявшая своё чадо, сколько бы лет ему не было. И ещё много всего, что нельзя передать словами. Того, что я не могу передать и прочувствовать.

Есть ли большее горе на земле, чем пережить смерть своего ребенка?!