«Слушайте свою интуицию», – говорил магистр предсказаний. Я никогда не могла отличить интуицию от обычной паранойи, ставшей в последнее время постоянной спутницей. Но, оказавшись на глазах у нескольких десятков, а может, и сотен зрителей, я вдруг поняла, что показ обязательно закончится чем-нибудь нехорошим. Ощущение надвигающихся неприятностей стало отчетливым и ясным. Желание развернуться и сбежать было нестерпимым, но так подставить Рианнон я не могла. Да и дружный смех зрителей, пришедших на шоу, а получивших цирк, в последние дни перед показом снился в кошмарах.
Я мало что видела перед собой из-за софитов и сверкающих со всех сторон декораций. Под ногами был лед, но совсем не холодный, даже приятный – а ведь мы шли босиком.
– Добро пожаловать, – у Рианнон был очень мягкий, чарующий голос, – на мое шоу, дорогие гости. Давайте вместе сделаем этот вечер особенным.
С первыми звуками музыки я растерла заранее заготовленную крупицу и, раскинув крылья, взмыла в воздух. Там было меньше света, и получилось рассмотреть первые ряды. Кеймана, неотрывно следящего за мной. Сайлера со слегка напряженной улыбкой. Горящие от предвкушения глаза Катарины.
И взгляд Бастиана, который грозил выжечь мне всю душу вместе с крыльями.
Но зазвучали первые ноты танца, и я усилием воли заставила себя сосредоточиться на нем. Кружиться, прижимая к себе крылья, вкладывать в движения не только заложенный Клиффом смысл, но и чувства. Сливаться с музыкой и проживать историю.
Мы встречаемся и кружимся, тянемся друг к другу – и снова оказываемся на расстоянии. Танец-борьба с влечением, танец-отрицание чувств. А потом, когда расстояние между нами все меньше и меньше, в момент первого касания рук музыка становится штормом.
И вот я откидываю голову назад, поднимая руки, а в голове, пододвигая отчаянную мысль о том, что нужно дотягивать носочки и держать спину ровно, мелькает мысль, что мне это нравится. Что я чувствую взгляды замершей на вдохе аудитории. Ловлю ее страх и трепет перед мощью и опасностью крыльев. Подпитываюсь им.
Мы синхронно летаем, и это совсем не похоже на игру мотыльков-поденок. Мы – птицы над бушующим океаном, а в ударах оркестра мне слышатся раскаты грома. Мои руки – продолжение крыльев, а парень рядом – всего лишь отражение в зеркале.
Я знаю, что они смотрят. Вижу Кроста, неотрывно следящего за мной. Вижу Катарину, восхищенно наблюдающую за Клиффордом. Мельком вижу прижавшую руки к груди в искреннем волнительном жесте Рианнон.
Но последнюю минуту, когда музыка звучит так громко, что закладывает уши, а крылья больше не держат меня в воздухе, отдавая во власть и под защиту партнера, я ловлю только один взгляд. Не знаю, чего в нем больше: откровенного желания или жгучей ревности. И не знаю, откуда взялась связь, способная приоткрыть для меня чувства короля огня.
Но, замирая с последними аккордами, несмотря на то, что я в рубашке, едва прикрывающей тело, кажется, будто каждая клеточка тела медленно тлеет.
Нас оглушило аплодисментами, и я удивленно моргнула: неужели все? И первый, самый трудный и страшный, шаг позади? Мне еще предстоит выходить на сцену в нарядах во второй части программы и вместе с парой фигуристов последним номером закрыть шоу, но это, хочется верить, пройдет не с такой эмоциональной отдачей.
Клиффорд первый вскинул руку синхронно с крылом, и из-за кулис поставленной профессиональной поступью вышла манекенщица в длинной темно-серой сорочке. Я все еще смотрела в зал, когда настал мой черед, а когда начала поднимать руку, вздрогнула.
Среди зрителей, той части, что не обладала правом на первый почетный ряд, я вдруг увидела того самого мужчину, что смотрел на нас с Кростом у театра. Выпрямившись, он точно так же не сводил с меня холодного и равнодушного взгляда.
– Деллин! – шепнул Клиффорд.
Опомнившись, я подняла руку вместе с крылом – и уже с другой стороны вышла модель. Затем все повторилось еще раз, а потом девушки продефилировали вдоль рядов в зале, спустившись со сцены к зрителям. Большинство провожало их восхищенными взглядами. Что-то подсказывало, что не только из-за преклонения перед дизайнерским талантом Рианнон, превратившей обычные ночные сорочки в произведения искусства.
Только трое не обращали внимания на сексуальных и грациозных девушек в непосредственной близости. Бастиан, мужчина в черном посреди зрительного зала и… еще один мужчина со второго ряда. Я совершенно точно видела его впервые, но что-то в глубине его глаз вдруг показалось знакомым. А когда губы скривились в усмешке, я ахнула и отшатнулась. Можно изменить внешность, голос, манеры. Но безумие во взгляде, ставшее визитной карточкой Акориона, изменить было невозможно. Да он и не пытался.
Он хотел, чтобы я его узнала.
– Дэвид Даркхолд! – по залу прокатился громовой, усиленный магией, голос начальника городской стражи. – Не двигайтесь! Поднимите руки, именем короны вы арестованы!