- У тебя выпить есть? -спрашивает, всхлипывая и усаживаясь на мое место у окна.
- Нет. В доме не держу, да тебе и так хватит.
- Дай салфетку...
Я указываю пальцем на салфетницу, которая стоит перед самым её носом и уже начинаю нетерпеливо потопывать ногой под столом, ну, чего тянешь, говори и уходи. Таки допустил ошибку, когда позволил войти, надо было самому выйти на площадку и там дать ей возможность высказаться. Она тянет время, сморкается уже в третью салфетку, четвертой вытирает слёзы. Честное слово, спектакль соплей устроила.
- Итак! - говорю уже менее терпеливо, - говори быстрее, у меня работы много, а я хочу спать.
- А ты, где спишь? - спросила она, как бы между прочим, сморкаясь в пятую салфетку.
- Какая тебе разница, где сплю? На полу. Половиком укрываюсь. Говори - зачем пришла и вымётывайся.
- Моя доченька! - опять всхлипнула она и готова уже была разрыдаться, - я её так люблю!
- Так, - говорю, уже окончательно потеряв терпение, - проваливай. Ты мне это пришла рассказывать в двенадцать часов ночи?
- Ы-ы-ы, -рыдает, типа безутешная мать, потерявшая ребенка, и ей ничего больше не осталось, кроме как оплакивать утрату.
Понятно, на жалость и сочувствие пробивает, значит нужны деньги, только вопрос, сколько и как часто.
Скрестил руки на груди и незаметно достал сотовый телефон, включил на запись. Решил ей помочь сформулировать эту мысль, а то, до утра будет мне компостировать мозг и составлять ненужную компанию:
- Сколько?
- Сто тысяч, - у Верки мгновенно высохли слезы, - а чего, сколько?
- Значит, сто тысяч, и ты оставляешь нас со Светой в покое, навсегда?
- В покое? Нет. Ты, значит, трахаешь мою маленькую доченьку, а я тебя, в покое? За сто тысяч?
- Я её, не трахаю! Но, допустим. Сколько тебе нужно, чтобы ты исчезла из Светиной жизни?
- Двести, - сказала она, затем подумала немного и добавила, - если не трахаешь.
- А если, трахаю? - во мне запрыгал чертик на резиночке, и я начал язвить.
- Тогда, триста! - парировала Верка не моргнув даже.
Ах ты ж, гадина! Я ей триста и могу использовать девочку как хочу? Готова дочку продать какому угодно извращенцу. Но я ей это не сказал, лишь хищно оскалился, поставил точку над беседой поднимаясь:
- Завтра, в час дня, идем к нотариусу, и ты подписываешь отказную от Светы, передаёшь родительские права мне, за триста тысяч. Ясно?
- Ясно, - говорит, а сама даже не собирается уходить.
- А теперь, вымётывайся. мне работать нужно.
- Ты ещё, моего Коленьку избил, - всхлипнула было она, но я ее упредил:
- Вопрос о нем не стоял, пусть сам приходит, свои проблемы решать.
- А ты его снова побьёшь!
- Побью, если заслужит.
- Ну, дай хоть тысячу! На лечение!
- Знаю я, ваше лечение, - сказал, но тысячу дал. Надо было не давать, а то, повадятся, на похмелку сшибать, уточнил, делая голос максимально строгим, - завтра, получишь двести девяносто девять.
- Ну, чего ты, жадничаешь? Он же трудовую способность потерял!
- И у него есть работа?
- Пока нет. Но ведь, найдет?
- Короче, как найдет, так пусть и приходит за компенсацией, а мне ребенка кормить надо. Проваливай.
- А может, есть-таки, у тебя выпить?
- Давай, иди, иди, а то и ты трудовую способность потеряешь.
Остановилась в пьяном умилении, в дверях спальни.
- Доченька! - ударилась в новые слёзы.
- Иди уже! Разбудишь.
- Ты её не обижай!
- Не обижу.
- А то, я тебя!
- Иди уже! Господи!
- Да, я, - Господи. А что?
- Вали, вали.
Еле спровадил! И что это мы такие закомплексованные, затуманили нам голову священники своими постулатами. "Все люди - дети божьи". Нет, не все. Есть те, кто трудятся весь свой век за хлеб насущный. Есть те, кто попрошайничает из лени. Есть отморозки и мерзавцы всякие, готовые к агрессии и насилию, внутри себя они перешагнули грань человечности. А есть пропащие алкаши. Каждому нужно воздавать своей мерой по заслугам, а не из абстрактного человеколюбия. Вот Верка, чуть за косяк двери не цепляется. Бежать отсюда, хоть в общагу, хоть в преисподнюю! Завтра начну продавать квартиру.
Засел опять за работу. Чертика надо хорошо прорисовать. Он здесь неспроста и ему отводится не последняя роль. У него тоже должно меняться настроение в зависимости от угла зрения. Злость, ненависть, ехидство и злорадное превосходство над упавшим неудачником, его нужно победить любой ценой. Это как противостояние с самим собой. Сможешь укротить себя - получишь бонусы с наградами. Но между наградой и тобой страшная пропасть в виде тяжелого, каторжного труда.
Утро подкралось незаметно, тихим пощелкиванием настенных часов и сиреневой предрассветной дымкой. Я и очнулся от глубокого погружения в работу только когда свистнул будильник на телефоне, "Понедельник, подъем, мать тебя так, великие дела заждались"
-Солнышко, вставай, просыпайся, в школу пора.
- У, - свернулась калачиком, сладко вздохнула, - ещё пол-секундочки, пол-столечко.
- Вставай, вставай, а то проспишь.
- Сейчас, сейчас, сейчас, - задирает задницу кверху, а голова еще на подушке, типа сон досматривает.