Ангел (СИ)

Срочно сделать уже к завтра "Королеву", потом панораму, что увидел ночью, во сне. Сон - шиза, игра раскалённого воображения, явно от Мефистофельских инъекций, но очень похоже - вещий. Так, наверное, бредят амазонские шаманы, выпив своей ядовитой закваски, а потом выдают чудеса от третьей точки подсознания. Вот он, сгоревший, разваливающийся мост наяву! Нам нужно на ту сторону, чего бы ни случилось. Там безопасно и спокойно, а сейчас - нет. Покоя не будет, пока мы еще в пути и нас окружают, завистливые и злые люди с тухлыми мыслями. Панорама даст мне ответ, что делать дальше, как пройти трудной дорогой и ничего не потерять, не сбросить из души, как лишний груз в пропасть.

Света тоже устроилась в кресле напротив, занялась рисованием бабочек и божьих коровок, чтобы научиться наносить их на правой щеке. Озабоченно поглядывала на меня, как хмурюсь и злюсь. Так мы работали до позднего вечера, лишь прервались ненадолго, поужинать. Ужинали молча, избегая затронуть тему избиения отчима, а другие темы не лезли в голову.

Работаю с упорством маньяка, как будто в последний раз, в последний день перед концом света. Полностью закончил "Королеву" и даже сделал набросок нового лица Свети с макияжем. Рисунок графитовым карандашом, но губы ярко-красные, алые, то, что меня так сильно привлекало всегда и сегодня в полной мере удалось получить. Я целовал их как мечтал всегда и больше не боялся, того, что делаю...

- Я устала и хочу спать, - наконец, не выдержала Света.

- Ложись, моя хорошая, я еще немного поработаю.

Она поднялась с кресла, постояла немного в нерешительности и потом отправилась в ванную комнату, долго там плескалась в воде и попискивала от удовольствия. А я прислушивался к ее возне и улыбался, представляя, как она там ныряет и резвится в тесной ванне. Потом затихла, слышится лишь шум сливающейся воды. Еще немного времени. Она выходит. Но какая! В прозрачном пеньюаре, в таком прозрачном и откровенном, что почти не скрывает тела, тонких ажурных трусиков на вырост и ленточки вместо лифчика, тоже не менее прозрачной. Охренеть! Затаив дыхание, молча прослеживаю весь ее путь. Медленно идет к трюмо, красит губы, подводит ресницы и брови, тонким пузырьком с духами дотрагивается мочек ушей. Да она ведет себя как законная жена перед брачной ночью! Откуда она это все знает? Природный инстинкт? Или знания, собранные по крупицам из разных источников? Сладко вздрогнуло сердце. Ой, Серёга, не смей даже и не думай об этом! Она, тебе - дочь. Господи! Что же мне делать? Гневно пресечь или мягко проигнорировать, сделать вид, что так и должно быть? Перевести все в шутку и баловство? Света говорила, что я мудрый. Где же набраться той мудрости, чтобы не навредить ни отношениям, ни самой Свете? Она уже подходит ко мне, к дивану, говорит: "Я у стеночки". А сама смотрит на меня призывно и с уверенностью, что неотразима и я не устою, да и никто не устоял бы. Инстинктивно отодвигаюсь к краю, освобождая ей место. Она ступает на диван, идет как по лестнице в небеса, остановилась, возвышается над мной богиней любви, чистая, прозрачная и благоухающая тонким ароматом плотского наслаждения. Ложится рядом, повернувшись лицом ко мне. Смотрит. "Ну!" От нее волнами расходится желание и благосклонное позволение королевы, возжелавшей сделать вассалу необычайно дорогой подарок. Я не могу сопротивляться против этих чар, во мне все восстает, до последней клеточки приходит в движение и плывет, лавой вулкана течет в ее сторону. Других мыслей нет, что она мне дочь, что это ребенок с неокрепшим организмом и психикой, что есть общепринятые правила с запретами и их невозможно обойти как индейцу, табу, ходить на охоту в чужие земли.

- Солнышко, мы не можем этого делать, - говорю, а голос дрожит от волнения, в нем слышится неуверенность и сомнение. А может быть можем? Плевать на запреты? - Мы не можем.

- Почему не можем? - тихо говорит она с придыханием, - Поцелуй меня?

Она сделала свой выбор, она хочет этого, теперь осталось сделать выбор мне. Я буду ее целовать! Зацелую до оргазма, если у ребенка такое возможно. Но не допущу прямого контакта. Не смею, не должен. Склоняюсь над алыми губами, вдыхаю волнующий аромат. Духи. Я понял, провокационную акцию продавщиц, когда она предложили Свете духи с феромонами, они хотели, чтобы я мучился вот так, разъедал себя изнутри серной кислотой сомнений, разрывался между недозволенным и желанным. Свете, духи эти запретить! Они для меня вредны, они вредны Свете.

- Целуй, - тянется привычно губами ко мне.

Трогаю ее губы своими. Она их растворяет принимает поцелуй, будто опытная куртизанка, языком трогает мои десна, с наслаждением закрывает глаза. Меня бьёт мелкой дрожью от каждого проникновения кончика языка, скользящих движений по деснам, пронзает до самого позвоночника слабой болью, как электрическим током. И яркие вспышки перед закрытыми глазами, с каждой вспышкой все больше парализует волю и способность сопротивляться соблазну.

- Поцелуй меня, как целовал их.