– Думаю, что эти деньги, скорее всего, вернутся в благотворительный фонд. Но вы, вполне вероятно, сможете получить от больницы компенсацию.
– В самом деле?
– Ну, если провести экспертизу, она наверняка установит ошибочный диагноз, указанный в вашей истории болезни, и несоответствие проведенной операции той, что должна быть указана в документах. Соответственно, подобное отношение к вам как к пациенту могло нанести и, вероятно, нанесло непоправимый ущерб вашему здоровью. Например, ваш инфаркт можно рассматривать и как осложнение, которого можно было бы избежать в том случае, если бы врачи не тратили время на махинации с благотворительным фондом, а занялись непосредственно вашим лечением. Я думаю, ознакомившись с вашим случаем, члены экспертной комиссии без труда обнаружат тактические и организационные ошибки в работе медперсонала.
Лицо Семена Аркадьевича отражало все б́ольший интерес.
– Я уже не говорю о том, что по отношению к вам было нарушено правило хирургической деонтологии.
– Что?! – одновременно спросили супруги Худяшовы, и Андрей впервые за последние дни почувствовал себя человеком глубоко образованным, с широким кругозором. Потому что просветительские беседы Родиона Михайловича по части медицины едва не породили в Андрее множество разнообразных комплексов, включая и комплекс неполноценности.
– Это свод правил для всего медперсонала, направленных в том числе и на максимальное оберегание психики больного от вредных воздействий.
– Круто! – восхищенно выдохнул Семен Аркадьевич. – Мы на одной этой… деодонтии тысяч сто можем срубить!
– Деонтологии, – скромно потупившись, поправил его Андрей. – Хорошо бы вспомнить: кто из вас подписывал согласие на операцию и какой именно там был указан диагноз?
– Не знаю, я вроде что-то подписывал, но даже не видел что, – озабоченно пожал плечами Семен Аркадьевич. – А ты что-нибудь подписывала? – обратился он к жене.
– Да… Заявку в фонд и еще что-то. Но я тоже страшно волновалась и плохо помню, что именно подписывала. А как выглядит это согласие?
– Обычно эта строка, эта графа имеется прямо в карте стационарного больного, там, где «Предоперационный эпикриз», где указаны показания к операции и назначения по обезболиванию.
– Не помню, – расстроенно заморгала Татьяна Викторовна. – А это очень важно?
– Нет. Выясним по ходу следствия.
– Точно. Надо им показать, где раки зимуют! Мерзавцы! Люди при смерти, а они свои гешефты крутят! Ну ничего, они еще не знают, с кем связались! – загорелся жаждой борьбы Семен Аркадьевич.
– Но, Сема, ведь они хорошо провели операцию, даже успели вовремя, – несмело произнесла Татьяна Викторовна: каким бы жестким руководителем она ни была, мужа своего она, очевидно, побаивалась.
– Вовремя?! Сколько времени было потеряно на обработку твоей чрезмерно податливой психики? А я в это время корчился от боли! Да у меня до сих пор боли в поджелудочной, я с диеты никак слезть не могу!
– Сема, я же еще на свадьбе предупреждала тебя, чтобы ты не налегал на салаты и копчености, а уж про водку я и не говорю, – с укором проговорила Татьяна Викторовна. – Его сразу после банкета скрутило, – пояснила она Андрею. – А у него на почве неврозов и так одно обострение за другим, а тут еще свадьба у заместителя генерального… Вот и результат!
– Да вы не слушайте ее, – вновь пренебрежительно отмахнулся от жены Худяков. – Что делать-то надо?
Андрей еще раз поздравил себя с правильно выбранным объектом – этот не подведет. Еще бы парочку таких активных помощников следствия, и Скобелевой с компаньонами не отвертеться.