Ангел тьмы

Остаток же нашего утра заполнило новое разочарование — как, впрочем, и день. Город за городом, таверна за таверной, почта за почтой — мисс Говард прилежно заходила в каждое заведение и задавала одни и те же вопросы о семье по фамилии Фрэзер. Когда зазолотился день, я, например, уже был более чем готов признать безнадежность того, что мы обнаружим хоть что-нибудь до созыва большого жюри: в конце концов, мы даже не знали, была Фрэзер девичьей фамилией Либби Хатч, псевдонимом или же кличкой, под которой проходил отец ее первого ребенка. Уверенность мы чувствовали только в одном: где-то — может, и вовсе в другом штате — была могила ребенка с такой фамилией; а когда поздний день перетек в ранний вечер, уже и мисс Говард начала думать, что, это, пожалуй, все, что нам нужно знать, по крайней мере — сейчас. Если мистер Пиктон решит, что для настоящего процесса (если, конечно, до такого дойдет) требуется больше подробностей касательно той части жизни Либби, мы продолжим наши поиски — и тогда он сможет с пристрастием допросить ее на суде и об этих вещах. Но мисс Говард все больше убеждалась в том, что жестокость Либби была в той же степени результатом рождения девочкой в деспотическом, ханжеском обществе, в какой виной тому могли быть любые возможные отклонения в жизни ее семьи; и наши бесплодные вынужденные поиски начали в итоге казаться попросту потерей времени. Незачем говорить, что мисс Говард была не из тех, кто мог долго терпеть подобное чувство.

И потому, когда тем вечером часы на здании суда в Боллстон-Спа пробили семь, мы вполне услышали их, поскольку уже возвращались в город по Мальта-роуд. Мы проехали мимо закрытых лавок Боллстона и тихих домов, обогнули железнодорожную станцию, поднялись вверх по Бат-стрит и оказались под окном мистера Пиктона. Эль Ниньо спал в коляске, мисс Говард рядом со мной была погружена в свои размышления, а сам я с трудом удерживался от дремы — рассудок мой убаюкивал медленный размеренный цокот копыт нашего верного моргана.

И, разумеется, это было самое время для того, чтобы разверзлась сама преисподняя.

— Стиви! — Мне было показалось, что голос звучит у меня в голове, словно часть сна, в который я погрузился. — Стиви! Сара! Черт, да вы меня слышите?

Мисс Говард встряхнула меня, и мы вместе оглядели окружавшие нас тихие кварталы, не видя поблизости ни души; но когда голос вновь позвал нас, я определил, что принадлежит он мистеру Пиктону и доносится из окна его конторы.

— Я здесь! — крикнул он, мы подняли головы и увидели, что он чуть ли не наполовину свешивается из окна здания суда, размахивает трубкой в одной руке и каким-то листком бумаги в другой, отчаянно пытаясь привлечь наше внимание. — Слушай, Стиви, — продолжал мистер Пиктон, — тебе нужно ехать к Вестонам и привезти сюда доктора! У них там нет чертова телефона, а нам надо поговорить! Он собирался вернуться к девяти, но я только что получил телеграмму от Джона — нам нужно обсудить это прямо сейчас!

— Но слушание ведь утром, — попыталась вмешаться мисс Говард, — а ему все еще…

— Не важно — все под контролем! — проорал мистер Пиктон, совершенно сбив с толку нас обоих. — Сара, берите мой экипаж и отправляйтесь за Сайрусом с Люциусом — но ты, Стиви, долженпривезти доктора, и как можно скорее!

Мисс Говард быстро соскочила на землю и бегом кинулась к Хай-стрит и зданию суда. На полпути она обернулась и крикнула мне:

— Разбуди Эль Ниньо, Стиви — он не даст тебе снова задремать!

— Можно подумать, я спал! — выпалил я, вновь полный энергии. — Хотелось бы мне знать, что здесь творится, черт побери!

Мисс Говард улыбнулась, подобрала юбку и побежала дальше. Как следует все обдумав, я решил, что и в самом деле компания не помешает — дабы нарушить монотонность обратной езды по той же дороге, откуда мы только что прибыли, — поэтому как следует встряхнул моего спутника в коляске, отчего тот вскочил, выхватил свой криси изготовился метать его; и все это — одним молниеносным движением.

— Потише, сынок, — сказал я и похлопал по кучерской скамье, где раньше сидела мисс Говард. — Залезай-ка сюда и держись за что-нибудь — поездочка, похоже, будет не из гладких!

С ликующим смехом от мысли о том, что его повысили до присутствия на козлах, Эль Ниньо прыгнул ко мне и приготовился ехать, а я развернул повозку и хлестнул вожжами по крупу моргана. В городе мы не могли скакать на полной скорости, но лишь только выбрались за его пределы, маленький жеребец доказал, что дневные труды ему были нипочем, и, разогнавшись, мы подняли такое облако пыли — не говоря уже о несусветном грохоте, — что Эль Ниньо не смог удержаться и грянул очередную песню, которой, по его словам, выучился, пиратствуя в Южно-Китайском море.